— У меня дома, — слышу голос. Сердце немного сжимается в ожидании… чего? Просто меня удивляет мысль, что Рустам привел меня в свое убежище, а не в ту квартиру. Это что-то новенькое.
Даже в животе словно начинают танцевать пузырьки радости. Хотя, может быть, меня еще не отпустило после отравления и это просто газы.
— Это неожиданно, — тихо говорю я, и провожу ладонью по темному постельному белью, расправляя складки, а потом забираю лист со столика, пробегаюсь глазами по буквам и бормочу, — я раньше думала, что ты живешь в той квартире, но твой друг Хирург проговорился, что там просто проходной двор.
Черт. У меня уже двенадцать недель. Пора сдавать анализы и делать скрининговое УЗИ, как и говорила мне врач. Пора бы вообще заканчивать с вот этой беготней, диким страхом за свою жизнь и жизнь детей, но… выходит как-то плохо.
— Нет, — произносит Рустам, — там просто удобно переночевать. Тут, конечно, больше для жизни все сделано. Пространства побольше, уютнее, двор свой есть.
— Понятно, — отвечаю я, — что с Гошей? — я стараюсь не смотреть на Рустама, когда задаю этот вопрос. Хорошо помню, что он сказал по этому поводу, но все-таки не могу молчать, — знаешь, это единственный друг, который у меня остался. И к кому я могла обратиться за помощью, потому что помню номер телефона наизусть. Если ты…
— Я его не трогал, — перебивает меня Садаев и в голосе явно скользят стальные нотки, — хотя стоило бы. Берегов не видит нихрена. И не туда свои мозги направляет.
— Рустам…
Он замолкает и я поднимаю на него глаза. Мы пересекаемся взглядами. Наверное, что-то во мне изменилось за это время, потому что Садаев больше меня не пугает. Человек ко всему привыкает со временем. С волками жить — по-волчьи выть. Что там еще было из поговорок?
— Я сказал, что его не тронул, — произносит медленно Рустам, — успокойся. Он отправился домой. Если закончила допрос — тогда начну я. Что у тебя на губе?
Я хватаюсь за рот, который отзывается ноющей болью и в мыслях вспышкой проносится воспоминание — как отец меня ударил. Его мерзкое выражение лица при этом. Гадкие слова. Его признание все перевернуло — все встало на свои места, разложилось по полочкам. Вот почему он так погано ко мне относился, вот почему отослал к бабушке, когда родился Мирослав, вот почему он с уверенностью утверждал на свадьбе, что я — никто, девка без рода и не получу никакого наследства. «Дочери у меня нет». Его слова.
Но это должна знать не только я, но и Рустам. Не знаю, как он отреагирует на мое признание. Но молчать я не хочу. Я уже достаточно много и долго лгала. Достаточно. Да и мне нужна правда. Будет ли Рустам защищать меня после того, как вскроется, что беременна от него не дочка олигарха, а так, девчонка, которая даже не в курсе, кто ей родной отец?