— Сейчас, — он едва улыбается. Криво, будто бы уже что-то подозревает. Например, что отпечатки смазаны — он же не дурак, если пистолет достали из пакета — значит, его потрогали руками, — тебе осталось всего несколько часов, принцесска. Не беспокойся. И не думай сбежать. Тут везде дежурит моя охрана. В этот раз у тебя не получится.
Я смотрю, как он встает с моей койки и идет к выходу. Мой палач, которого не подкупить и не вымолить у него свободу. Я уверена, что он позаботится, чтобы последние часы своей жизни у меня не было ни шанса на побег. «Тебе осталось несколько часов, принцесска». Словно уже приговор подписал.
Меня охватывает паника У меня нет никакого плана — я не Гоша, чтобы продумать все, как суперкомпьютер, но я вскакиваю с койки и бегу вслед за Рустамом, пока он не ушел. Мною движет только чистое отчаяние.
Он оборачивается, когда я подбегаю к нему, и останавливает, схватив за плечо. Видимо, думает, что я решила напасть.
Только я встаю на цыпочки, хватаюсь за его шею руками, чтобы дотянуться. Закрыв глаза, я целую его. Изо всех сил льну к его твердому, словно из стали телу.
Глупая я. Эта мысль приходит, как только я прижимаюсь к его губам, оцарапавшись об жесткую щетину. Изображаю что-то милое и романтичное — так целуют мужа перед самым поездом, когда он уезжает в долгую командировку.
«Но у меня ведь опыта неоткуда было набраться» — проносится грустное в голове, — «бабушка меня держала в ежовых рукавицах, а потом и не до отношений было».
Надо с этим заканчивать. Потому что моя попытка оказывается дико провальной — я высовываю робко язык, быстро пробую Рустама на вкус, и тут же прерываю это издевательство над собой, немного отстранившись. Не прикидываться же мне пылесосом, всасывая его рот насильно? Ему, похоже, плевать. По глазам вижу.
— Не уходи, — произношу я, закусывая губу, на которой все еще остались нотки мужского геля для бритья, — мне страшно без тебя. Все равно пистолет ты уже получил. Тебя потом замучает совесть, если ты бросишь мать своих детей переживать в одиночестве.
— Тебе, похоже, что-то не то в капельницу заправили, — констатирует Рустам, разглядывая меня. Не могу сказать, что мой поцелуй затронул хоть какие-то струны души этого чудовища. Я не эксперт в мужских взглядах, но тут я даже похоти особо не вижу.
— Пожалуйста, — настаиваю я. Я цепляюсь за последнюю надежду — надежду отсрочить мой конец. Кто знает, как за это время изменится обстановка — возможно, Садаев и его охрана ослабят бдительность, и я смогу улизнуть.
Я опускаю ладошку ниже и пальцами пробираюсь Рустаму под футболку, поглаживая его живот. Твердые кубики пресса, об которые можно кулак разбить, если ударить. И смотрю ему в глаза, пытаясь хоть на секунду зацепить, чтобы он поддался искушению. Не знаю, правда, что я с этим потом буду делать.