Рустам тянется к бардачку, а я судорожно сжимаю пальцы на спинке сиденья и рывком поднимаюсь, перекидывая ногу, и переползая на переднее.
— Куда лезешь? — Садаев поднимает на меня взгляд, наблюдая за этими маневрами, — сядь нахрен обратно.
— Не надо меня убивать, пожалуйста! — я, все-таки, сажусь рядом и хватаю Рустама за запястье. Сжимаю его сильно-сильно, глядя в глаза моему палачу. Словно я могу внушить ему, что я ни в чем не виновата. Это просто плохо сложились обстоятельства, а так я бы жила себе и жила. И никакой Садаев, никакой маньяк, никакой отец бы не знали, что Диана закончила спокойно институт, получив абсолютно невыдающийся синий диплом, спокойно вышла бы замуж за обычного Гошу, спокойно родила бы обычного ребенка, а не близнецов…у меня бы была абсолютно незаурядная жизнь, если бы не та идиотская ночь!
— Сядь. Назад! — в голосе Садаева появляются рычащие нотки, а я начинаю плакать, не выдержав. Слезы — лучшее женское оружие, как говорила Эля. Но я не пытаюсь разжалобить Рустама. Просто так выходит. Словно что-то надламывается во мне от этой долгой борьбы за спокойную жизнь. Последняя соломинка сломала спину слону, как говорится. Эта соломинка — понимание, насколько близко я была к исполнению своей мечты о спокойной жизни.
Рустам молчит, пока я всхлипываю. Мои слезы капают ему на руку, расплываясь на смуглой коже. Он не убирает руку, пока я тихо оплакиваю похороненные надежды.
— Ты закончила ныть? — интересуется Рустам, когда мои слезы уже ручейками бегут по его руке. Я вытираю щеки тыльной стороной ладони, и готовлюсь уже покаяться, как следующая фраза вводит меня в ступор, — вали уже в лесок по своим делам. Недалеко. А я перекурю. Если услышу, как хруст веток удаляется — буду стрелять в темноту.
Он выдирает из захвата свою руку, и снова порывшись в бардачке, достает оттуда пачку сигарет. Я даже не знаю, что меня ошарашивает больше: синенькая картонная коробочка и тот факт, что это спортивное животное курит, или то, что он привез меня в лесок для похода в туалет. Всего-навсего.
Господи, спасибо. Похоже, моя казнь откладывается. Не зню даже причины такой милости, но ледяная рука страха, которая до этого момента стискивала мои внутренности, наконец, разжимается и словно испаряется.
— Еще раз для особо упертых: свалить не пытайся. Потеряешься навсегда, — Садаев хмыкает, глядя на мое вытянувшееся лицо. Я быстро распахиваю дверь и вылезаю на улицу. Семеню в сторону темного леса, и слышу за спиной щелчок зажигалки. Ветерок приносит первый запах дыма, когда я скрываюсь за кустиками. В туалет мне и правда хочется. Поэтому я отдираю от ног прилипшие джинсы и, молясь, чтобы в темноте мой зад не укусила крапива, сажусь на корточки и делаю свои дела.