— Я плохо готовлю. Прости.
— Тогда закажи еду.
Я завязываю полотенце в узел на груди, чтобы оно держалось, и встаю с пола.
— Просто ты пытаешься от меня избавиться, — констатирую я, — чтобы передернуть без свидетелей.
— Ты не поняла? Я сейчас тобой передерну, принцесска. Всеми отверстиями, если не свалишь, — произносит Садаев, поднимаясь, а я в мгновение выметаюсь за дверь.
Скотина тестостероновая.
По дороге я захожу в ванную и достаю из сушилки свои вещи. Одеваюсь я, с грустью глядя на водолазку, которая смотрится на мне слишком глупо, потому что слишком уж огромная. Потом вытаскиваю из стопочки возле стиральной машины белую футболку и переодеваюсь в нее. Она тоже огромная, но хотя бы смотрится приличнее. Как модный нынче «оверсайз».
Кормить Рустама мне не хочется. Я бы с удовольствием подсыпала бы ему толченое стекло или цианистый калий в омлет. Но цианистого калия на кухне у него нет — в этом я уже убедилась, а стекло боюсь, он сразу заметит и заставит уже меня сожрать свой завтрак.
И что я могу ему приготовить? Опять омлет? Яичницу? Вареные яйца? Я не буду стараться сытно, разнообразно и вкусно накормить этого садиста, но стоит мне открыть холодильник, а потом и лоток для яиц, как я печально констатирую, что омлет отменяется — яйца закончились. Придется немного напрячься.
Черт с тобой, животное. Будешь жрать оладушки.
Пока я готовлю, мысли то и дело возвращаются к брату. Утро вечера мудренее — правду говорят. Теперь понимаю, почему — сегодняшним солнечным утром с моего разума спадает пелена тревоги и паники. Я замечаю вещи, которым раньше не придавала значения.
Мир ведь знал, что отец убил брата Садаева. Наш папочка раньше не сильно любил трепаться о работе, думаю, и сейчас он не особо изменяет своим привычкам. Значит, он начал уже посвящать единственного наследника в свои темные делишки. Насколько уже втянулся тогда мой брат? Смогу ли я вообще выпросить у Рустама помилование для него? Если он узнает, что Мирослав каким-то образом принимал участие в ликвидации его брата — то это исключено. Мне кажется, что он и меня не пощадит. Может только детей отберет, когда рожу, а потом пустит на корм рыбам.
— Это что? — раздается за спиной голос Садаева, и я, вздрогнув, роняю сковородку на стол. Подкрался, как черт, — ты, чудовище… я же сказал заказать еду?
— Я не знаю, где заказывать, — сквозь зубы шиплю я, засовывая обожженный палец в рот.
— Дочка нефтяного магната не знает, где заказать пожрать? — Рустам обходит меня и берет один из оладушков, откусывая его сразу наполовину. Блин, даже тесто он рвет зубами, как зверюга, — и готовишь больно хорошо для мажорки. Но я такое не жру.