Пишет, Деррида, наконец, о свойстве пепла не только быть сожженной страницей, сожженной жизнью поэта или следом от пожарища, но и отпечатком пальцев. У Деррида не зрение сжигает зримое, как это часто считается, но палец, шелест (так мы возвращаемся к теме уха) оставляет след. И этот след – пепел, и потому что его не выведешь, и потому что это щелочь сильнее любого текста, это нота бене, которое сильнее любой ноты, считываемой среди текстов знака. Это звучащая нота, в отличие от нот, которые просто заметки, которые велят себя замечать, но даже дочитать их глазами нет терпения. Зола звучит, потому что она, когда угасает, перестает трещать, но срывается в один крик неосмысленного. И здесь Деррида уже учит созерцать прах, открывает свою школу созерцания, чтобы не быть навсегда ошеломленным этим криком.
Есть и метафизики среди наших современников, например грек Христос Яннарас, которого мы уже цитировали. Одна из последних книг Христоса Яннараса «Загадка зла» лишена светотеней: ее писала кисть Матисса, которого при этом консультировал крито- византийский иконописец. В ней нет игры святоотеческими цитатами, даже самой честной игры; напротив, всякая цитата из отцов Церкви оказывается помещена в яркий хирургический свет, в котором только и видна ее жизнь. Это не проверка, не испытание, не критика традиции – это способ оживить восприятие традиции. Основная мысль Яннараса – зло есть отсутствие отношения, безотносительность; именно так зла природа, безучастно обрушивающая истребляющую стихию и на неразумных существ, и на разумных, и на гениев и талантов. Эта фреска безразличной гибели вспыхивает ярким светом, как только речь заходит о судьбе человека: человек духовно гибнет тогда, когда не смог стать Лицом, поставив себя в отношение к любви Другого.
Если в прежних книгах аргументация Яннараса о «бытии как отношении» и «небытии как отсутствии отношения» была диалектической, то здесь она становится поэтической, звучит как поэма: в инстанции Лица находит успокоение порыв к торжествующей любви, а экстатический выход Другого к человеку становится наиболее гармоничной судьбой человека. Как раз музыка от бездны спасает: если человек зависает над бездной «атомарности», дробности вещей, которые дробны потому, что они моменты опыта, потому катятся в энтропию и небытие, то достаточно музыки Песни Песней, достаточно любви Другого, распятой по сторонам света Любви, пережитой как относящейся к разным людям или к разным моментам бытия одного Лица, чтобы спастись над этой бездной, чтобы быть в рифме со спасением и в едином ритме с самым великим торжеством.