— Я во всех смыслах положительный мужчина. Ты потом сама поймешь, что я настоящее сокровище.
— Скромности тебе точно не занимать.
— Не похвалишь, не продашь, слышала такую поговорку?
— Теперь слышала, а ты не продешевишь, сокровище мое ненаглядное?
Серьезным стал, даже отодвинулся от меня, держа на вытянутых руках мои плечи:
— Жениться-то когда будем?
— А давай чуть больше годика обождем, вот я диплом получу…
— Тань, я ведь серьезно спрашиваю.
— Мне ведь тоже не до шуток. Или тебе все бегом-бегом надо, скорей-скорей. Так не по адресу, это не ко мне.
Руки медленно опустил, смотрел уже вопросительно, морщинка на переносице собралась:
— Думаешь, я трепло, только языком чесать умею. Тань, я уже три года один, отец в друзья напрашивался, будто чуял, что недолго осталось, а я не поддался особо. Не нужна мне его запоздалая дружба, я как-то справился сам. И с девушками у меня никогда не ладилось. Что я мог девушкам предложить? Гол, как сокол, а какую попало мне тоже не хотелось брать.
Тебя встретил вот и уже вижу, что вместе у нас все получится. Ты ведь тоже такая, тебе тоже не сладко пришлось. А город этот наш, Танька, я давно это знаю. Город нас любит, оттого и помог друг друга найти. Он будто живой, у него своя душа, свои мысли, он все о нас наперед знает, и всегда будет помогать. Потому что я его чувствую и тоже люблю, как живого. Ты только мне верь так же, как я буду верить тебе, слышишь? Только так и справимся.
Он сейчас странно говорил, как будто читал текст какой-то старинной книги. И я понимала в глубине души, что Слава во многом прав. Да, во всем он прав. Надо держаться вместе и заботиться друг о друге по мере сил. Раз уж мы встретились январской морозной ночью, раз уж оба знаем особый дух брошенных домов, раз так нам было хорошо целоваться в метель.
— Беги домой, руки уже красные, как у гусенка. Спокойной ночи, девушка моей мечты.
— Спокойной ночи, мужчина… эм…
— Ну-ну, какой я мужчина? Какой?
— Болтливый не в меру!
— А я думал, найдешь, что похвалить. Эх, ты, а еще ученая!
— Завтра придумаю, чего бы хорошего про тебя сказать!
— Тогда до завтра, Снегурочка!
И напоследок так поцеловал, что… даже сказать неловко, отпускать его уже не хотелось, а хотелось скорее остаться с ним наедине, да хотя бы в его старом доме на Челюскинцев.
Поднималась потом к себе, ничего перед собой не видя, не замечая, на Анькины вопросы не реагировала, от ужина оказалась. Когда, наконец, в комнате потушили свет, лежала с открытыми глазами, уставясь в темный потолок и вспоминала, вспоминала, вспоминала… Губы горели, сухие, обветренные, трогаю их пальцами и чувствую, как сладко ноет в груди и в животе что-то будто сжимается.