А на завтра Ниночку нашу привезли, сказали, что вылечить ее уж никак нельзя и осталось ей жить недолго. Сказали, что все очень запущено и легкие почернели, проститься привезли нашу сестричку. Мама все сидела возле нее, целовала ей ручки, гладила по голове, потом как заполошная бегала по бабкам, пыталась травами лечить, да уж поздно было. А сейчас, я слыхала, эту болезнь не считают смертельной, лекарства специальные есть, сейчас бы нашу Ниночку вылечили.
А тогда, видать, домовой все заранее чуял, загодя оплакал хозяюшку. Нина, знать, нравилась ему шибко, да и кому же нет? Вся деревня выходила ее хоронить. День, помню, стоял солнечный, ласковый, черемуха во всю моченьку цвела. Нинша очень любила черемуху, нарочно хотела приехать — повидать, у нас на задворках большущее дерево и все было белым-бело в этот год.
А вот не дождалась Ниночка, не успела полюбоваться, истаяла как свеча, и пришлось в сыру землю лечь. Самая умная из всех нас рано ушла, а я вот, дура, живу до сих пор. Зачем?
— Ты живешь для меня.
— Тобой только и утешаюсь, после Коленьки ты одна мне в окошке свет.
— Ба-ба, долго живи, еще, может, моих деток понянчишь.
— Хотелось бы поглядеть, конечно, только вряд ли уж… А ты с детками не спеши, тебе еще выучиться надо, и на ноги крепко стать.
В горнице бабушкиного дома стояла еще одна печь — «голландка», округлая как столб от пола до потолка, покрытая железными листами, выкрашенными в серебряный цвет.
Темными зимними вечерами я забегала с мороза в жарко натопленную комнату и, скинув верхнюю одежду, торопливо припадала к печи, обхватывала руками ее большое горячее «тело». Пахло нагретым железом, раскаленными кирпичами и еще немного старой краской. Никогда, кажется, не забуду этот особый, неповторимый запах родного жилища, теплой печи и привычного уюта. Это было мое убежище, мое гнездышко, где меня всегда любят и ждут.
В горнице рядом с печкой в дощатом потолке была неровная дыра — щель. Баба Тая рассказывала, что прежде здесь размещался крюк, на котором крепилась люлька. В этой «зыбке» когда-то качались все братишки и сестренки бабушки. Так уж вышло, что самая старшая дочь из некогда большой крестьянской семьи пережила всех.
А вот в личной жизни бабе Тае не повезло, хотя мужем ей стал «первый парень на деревне» — высокий, видный из себя новый участковый. Сыграли свадьбу, в положенный срок стал у Таисьи расти живот, а вот мужа перевели в райцентр. С жильем там было не все просто, и бабушка пока была в тягости осталась в родном Совиново, здесь и родила моего папу Николая. А вот красавец-милиционер загулял без жены, приезжал редко, будто начал стыдиться необразованной Таисьи. Еще вроде как в районном центре сыскал себе модную кралю, да так остался с ней.