Быстро соорудил лежанку из веток и разлапистых листьев, уложил на неё девушку, расстегнув молнию на платье, чтобы ей было легче дышать. К этому моменту Аюми впала в какое-то беспамятство, вряд ли осознавая, где она и с кем.
Перебирая вещи, которые у нас были с собой и то, чем мы запаслись по пути, наткнулся на пару крупных орехов размером с небольшой мяч. Их мы добыли незадолго до остановки на ночлег, собираясь ими позавтракать. У этих плодов была очень прочная скорлупа, что оказалось сейчас как нельзя кстати. Используя камень и острое лезвие ножа, я очистил орех от мякоти, а в получившуюся своеобразную чашу собрал воду из наопалов.
Пока я сооружал это подобие котелка, в костре прогревались небольшие камни, которые я прихватил, собираясь на привале соорудить что-то вроде пращи. Когда они достаточно раскалились, с помощью веток бросил один из них в воду. А через несколько минут заменил следующим. И ещё раз, а затем ещё…
На самом деле, я не был уверен, что подобный способ получить кипяток, вычитанный в одном из исторических манускриптов, окажется действенным, но, к счастью, ошибся. Когда вода всё же закипела, я выдохнул с облегчением и утёр пот со лба. Стащив свою рубашку, порвал её на лоскуты и промыл их водой из всё тех же наопалов.
Хорошенько прополоскав ткань в кипятке, тщательно обработал царапины Аюми, после чего выжал на них сок из листьев эвиллатрий. Это растение обладало не только стойким резким запахом, но и множеством лечебных свойств. Масло из эвиллатрия использовали как обеззараживающее, противовоспалительное и болеутоляющее средство, и я надеялся, что хоть часть этих свойств окажется и в выжимке из листьев.
Перетерев ещё пару листьев в кашицу, наляпал её на расцарапанные плечи Аюми и прикрыл просохшими лоскутами рубашки. К сожалению, больше ничем помочь я не мог. Оставалось только ждать и надеяться, что организм девушки окажется достаточно сильным, чтобы справиться со свалившимися на него потрясениями.
Оставшиеся до утра часы я провёл у «постели» Аюми, меняя смоченные прохладной водой повязки у неё на лбу. Сама Аюми ещё с ночи была в беспамятстве. Она металась, несколько раз пыталась вскочить и куда-то бежать и, кажется, бредила.
Я не понимал языка, на котором она говорила, но по тону и интонациям догадался, что она кого-то звала и о чём-то просила. Сердце моё щемило от жалости. Сейчас девушка выглядела невероятно юной и хрупкой. Тонкая, полупрозрачная кожа, острые, трогательно выпирающие ключицы, запястья, которые я мог обхватить двумя пальцами, и болезненно бледные, пересохшие губы придавали ей неземной, потусторонний вид.