Катерина жалела его, обнимала и жалась к нему; на эти ласки Иван только мычал и причмокивал. Посреди ночи бычок выбрался из-за печи, походил по избе, подошел к кровати, полизал шершавым языком лицо Ивана, тот немного поотмахивался, воображая, что супруга целует его. Бычок стал лизать ниже. На губы попались вкусные соленые подштанники. Стал захватывать в рог со всеми принадлежностями. Иван очухался, зашумел: «Катерина, что ты делаешь, бесстыжая!» Катерина спросонья схватила голову теленка, под руки ей попались бугорки рожков, и закричала: «Черт! Черт! Черт!» Иван соскочил с кровати, сшиб с ног бычка, тот громко замычал. Иван в нижнем белье выскочил в сени. Катерина взобралась на печь, очертила круг и начала читать молитвы. На одних сенях с Катерининой избой стояла изба сестрицы Матрены, которая ходила в солдатках, муж был на действительной службе, служил недалеко, обещался на Новый год в отпуск. Но бабенка она была «без удержу», миленков принимала по рангам: то бригадира, то председателя. На этот раз в гостях оказался уполномоченный из района. Иван стал стучать и рваться к свояченице. Она с перепугу завопит: «Коленька, беги, муж вернулся!»
Уполномоченный Коленька в нижнем белье, схватив полушубок, вышиб окопную раму, и вместе с ней вывалился под окно на снег, и побежал босой к дороге. Иван, сорвав дверь с петель, через проем окна увидел прыгающее по снегу странное существо и закричал: «Там черт!» Схватив висевшее на стене ружье, начал палить. Деревня проснулась. Ударили в рельсу. Все бегут с криками: «Черт! Черт! Черт!» Окружили, стали ловить. Поймали. Оказался уполномоченный по заготовкам из района. Отогрели. Брагой напоили. Отправили домой. Хохотали до масленицы. На масленицу случилась новая оказия. Мужики поспорили, кто шире лизнет топор с мороза, но это другой рассказ.
Пермь – Краснодар
1930–1999
На третий год войны, когда все мужики ушли бить фашиста, поля и леса опустели. Трава на лугах и неудобях стояла не кошена. Луговины быстро зарастали ольшаником и ивняком, а опушки леса покрылись молодым березняком и осинником. На речке Ольховка появились стаи диких лесных уток. Кто-то стал строить запруды. Бабы в воде видели неизвестных животных, которые быстро носились под водой и, фыркая, высовывали свои мордочки. Бабушка Марфа убеждала всех, что это переселились к нам водяные, которые убежали от войны и немцев.
Речка Ольховка невелика: шириной метра два, глубина на перекатах полметра, а в омутах до трех. Зимой за деревней около моста кто-то продолбил прорубь. Речку подзасыпало снегом, но прорубь не замерзала, и при оттепели вода из проруби растекалась по льду, образуя наледь. Мы, пацаны-подростки, подвернув полы пальто и полушубков, ловко съезжали с крутого берега и, разогнавшись, мчались на ягодицах по наледи. Каждый раз с нами увязывался огромный лохматый, рыжий с белыми пятнами пес тетки Матрены по кличке «Батый». Мы хватали его за хвост, а он с залихватским лаем таскал нас по льду. Натаскавшись, жадно лакал воду из проруби, протоптав в снегу к ней тропинку. Бобры иногда высовывались из проруби и с любопытством за нами наблюдали, но мы на них не обращали внимания.