Между бабами пошел новый слух, будто в речке объявился водяной. Старухи ходили к проруби и видели: какие-то чудища проплывали возле самого дна, к тому же от проруби к тропинке шли большие когтистые следы.
В декабре коровы резко сбавили молоко. В деревне пошла молва – это «водяной» по ночам выходит из проруби и высасывает молоко из коров. Решили изгнать «водяного»: позвать батюшку и освятить полынью. Особенно бунтовали кержаки. Отрядили бабу Феклу за батюшкой в Курью, которая была пошустрей и шибко верующая. Шло Рождество. Черти бегали по деревне и завывали за околицей. Стали исчезать собаки из дворов.
Разрешили снова открыть церковь. Священников не хватало. На всю округу в полсотни километров единственная церковь. Шли рождественские богослужения, народ валил валом, в церкви не помещались, толпились на улице. Молились за родных, которые были на фронте, я – за погибель душегуба Гитлера. Едва ли в это напряженное время богослужения могли отправить с назойливой бабой Феклой кого-нибудь из священнослужителей, видимо, настоятель храма упросил кого-то из прихожан или церковного сторожа. За сутки до крещения Бабка Фекла привела рыжебородого с бельмом на глазу мужика. Дороги перемело, «батюшка» заплетался в длинной, с чужого плеча рясе и часто падал в сугробы. Встречать выбежала вся деревня. Пока шли со станции «батюшка» промерз насквозь. Попросил отогреть его. Весь день «батюшку» отогревали, водили из дома в дом, где просили прочитать молитву или о здравии, или за упокой убиенного. Каждая солдатка старалась угостить «батюшку» Кружечкой бражки. К вечеру «батюшку» водили под ручки, язык заплетался, и вместо молитвы он мычал и лез целоваться – христосоваться. Многие бабы были рады и этом, говорили: «Мужским духом пахнет».
В последней избе, у тетки Палаши, он присел и более не встал и зычно захрапел. Утром, в крещение, «батюшку» еле растормошили. Он хватался то за стены, то за голову. Кто-то догадался – притащил туес браги. «Батюшка» одним залпом опростал туесок. Минут десять посидел, посопел.
Мутные глаза стали красными. «Батюшка» промычал: «Ну, теперь к делу». Зажгли свечи и по тропинке цепочкой пошли к проруби, распевая псалмы. «Батюшка» то и дело сбивался и затягивал: «Вдоль по Питерской, Тверской…» Подошли к проруби, обступили. «Батюшка» поднял тяжелый медный крест и начал крестить прорубь, макать крест в воду. В это время из проруби вынырнул здоровенный бобер. «Батюшка» вскрикнул: «Водяной!» – взмахнул руками, качнулся и бухнулся в полынью. Старухи с криками: «Водяной!», – сталкивая друг друга с тропинки в снег, посеменили к деревне.