Солдаты осмелели и стали примыкать штыки. Вскинув винтовки наперевес, осатанело двинулись вперед. Марко видел, как на глазах укорачивалась лента, и он стал бить короткими очередями. Вдруг перед глазами он увидел отцовские яловые сапоги. Проня держал в руках ременные вожжи:
– Вот ты где, щенок!
Он стеганул по лицу Марко вожжами. Подбежали солдаты, набросились на Марко. Держась руками за живот, с перекошенным лицом от боли, на холм поднялся Евлампий. Двое солдат держали его под руки. Евлампий простонал:
– Судить красного выкормыша!
Солдаты подтянули парня к старому кедру. Марко стоять не мог. Его привязали к стволу вожжами. Когда Марко пришел в сознание, он увидел в стороне группку солдат и отца с одичалыми глазами, целившегося в него и корчившегося у его ног Евлампия. Марко хотел сказать: «Что ты делаешь? Зачем все это?» Но голос был чужим и не подчинялся воле. Марко видел бежавших по лощине двух седых женщин: свою мать и мать Ули. Евлампий крикнул:
– Стреляй!
И все исчезло… Солдаты отвязали безжизненное тело. Могилы рыть не стали, а завалили Марко сучьями под деревом. Ночью в агонии умер Евлампий. Солдаты схоронили убитых, и за деревней среди высокой травы вырос земляной холм. Из всей сотни осталось с десяток солдат. Солдаты жались друг к другу, не зная, что им делать дальше.
В полдень вышла из дома мать Марко, белая, как лунь, она подходила к каждому мальчонке и гладила по голове, приговаривая: «Марушко мой». А Проня бегал весь потный, собирал разбежавшихся отрядных лошадей и загонял их в конюшню, приговаривая: «Мои лошадки, мои…» А потом на дворе Проня появился Данило с плеткой в руках. Все богатство у Данилы было – это дети, да плетка, которую он принес с русское японской войны в подтверждение того, что он служил в кавалерии. Если в праздник кто давал ему лошадь на потеху, то он такие кренделя выделывал, что поглядеть на кавалериста сходились с соседних деревень.
Он подошел к Проне и ударил плетью поперек лица, приговаривая:
– На, сволочь, за сына, за Улю, за любовь их поруганную. На, сволочь, за наши муки! Кровопийца!
Никто слова не сказал, ни солдаты, ни мужики, ни старухи. Знали люди, что паук получает должное.
Неожиданно все обернулись на зычный голос:
– За беды и слезы, пролитые с одним сводить счеты мало, Данило. Надо убрать всех кровопивцев.
Данило опустил плеть. В воротах стоял Лазарь.
– Ну, мужики, никто не придет нашу власть защищать. Сами мы ее установили, сами и должны ее оборонять.
Мужики загалдели:
– Да мы что? Мы не против!
– Ну, тогда забирайте оружие – и в лес.