Грохот музыки заглушал доносившиеся снаружи отзвуки войны, но в скором времени морпехи один за другим начали выходить из тускло освещённого блиндажа. Какой-то капрал похлопал Хэткока по плечу: «Так за колючкой кто-то орёт как резаный».
Не допив пива, Карлос вышел из блиндажа и подошёл к капитану Лэнду и комендор-сержанту Уилсону, которые сидели за мешками с песком, осматривая лес в прибор ночного видения.
«Ни черта не видать, ганни», — сказал Лэнд Уилсону, передавая прибор. Положив его на мешок, Уилсон медленно повёл им по деревьям, из-за которых раздавались пронзительные крики, разносившиеся над рисовыми чеками.
Хэткок присел рядом с Уилсоном. «Это та самая сука! Вонючая коммунистическая шлюха!» — прорычал Уилсон.
За четвертью мили рисовых полей, отделявших лес от высоты, морпех, взятый в плен, висел на раме из бамбуковых шестов. На нём остались только ботинки и зелёные шерстяные носки с чёрными буквами его фамилии в верхней части. По щекам струилась кровь, разбавленная слезами.
Парнишка, которому едва успело перевалить за двадцать, попробовал моргнуть, но в результате стал только хуже видеть из-за крови, лившейся из раны на месте отрезанных век. Он плакал и громко молился, страдая от боли всякий раз, когда пытался моргнуть.
Вьетконговка уже повыдёргивала все его ногти, а теперь занималась тем, что выгибала его пальцы, ломая их в средних суставах. Разделавшись с обоими мизинцами, она собиралась дойти до указательных пальцев, по очереди ломая остальные. Переламывая пальцы с интервалом в двадцать минут, она работала по тщательно разработанному графику пытки, которая была рассчитана на всё тело пленного и на всю ночь. Полночь только что наступила, и ей оставалось сломать ещё восемь пальцев.
Женщина и четверо бойцов из её взвода сидели у ног морпеха, вполголоса беседуя по-вьетнамски и посмеиваясь. Остальные тихо лежали в окружавших это место снайперских укрытиях в готовности поразить из засады любого, кто попробует вызволить пленного.
Женщина жевала бетель, сидя на корточках, положив руки на колени и сплёвывая слюну между ног. Она взглянула на юного морпеха. «Ты ещё мальчик? Наверно, нет. У тебя в штатах писек было много, точно говорю. А вьетнамскую письку пробовал? Наверно, да. На Чайна-Бич купаться ездил, там трахаться полно.
Ты целок любишь? Многие американские джи-ай любят целку. Насилуют много девочек — целок берут. Точно! Я знаю точно».
Она крикнула что-то по-вьетнамски сидящим рядом бойцам, они с ненавистью посмотрели на морпеха. Женщина подошла к юноше, висящему на бамбуковой раме, и выплюнула накопившийся во рту сок бетеля ему в глаза. «Проклятый грёбаный джи-ай!» — сказала она.