Когда тела перестали вздрагивать, Шкуродер отступил на шаг и, взглянув на бездыханных собеседников, хмыкнул с улыбкой, удовлетворенный результатом.
Два тела, поваленные друг на друга, лежали посреди стола, накрыв собой тарелки с невзрачной форелью, и кровавая лавина плавно растекалась вокруг них, впитываясь в белое полотно, будто съедая белизну, отчего казалось, что скатерть тает, как первый снег. Но любоваться было некогда, нужно было как можно быстрее довести начатое дело до конца, и Шкуродер, вытерев лезвие скальпеля о край скатерти, направился к выходу из столовой, и как раз вовремя: Жанна была уже в дверях, стояла, скованная шоком от увиденного, с раскрытым ртом, обхватив руками собственную шею. Тяжелые щеки ее мелко тряслись, глаза выпучились, как у рыбы, взгляд остекленел. Из-за ее массивного плеча выглядывала Элина, которая, судя по ее озадаченному виду, еще не поняла, почему жена доктора застряла на пороге.
Шкуродер вцепился в рыжие кудри Жанны, дернул ее голову на себя и всадил скальпель в шею чуть ниже затылка. Грузное тело женщины осело вниз. Он перешагнул через него, хватая за плечо заходящуюся визгом Элину и уже взмахнул рукой, но вовремя опомнился и подавил кровожадный порыв, сообразив, что девушка ему еще понадобится: должен же кто-то объяснить ему, как воспользоваться установкой Лобачева.
Наручники, которые Игорь собирался надеть на Шкуродера, надеясь превратить его в подопытного кролика, пригодились для усмирения Элины, бьющей руками, как обезглавленная курица – крыльями. Ее ноги он связал лоскутом, отрезанным от портьеры, из которой соорудил и кляп, но прежде чем заткнуть ей рот, предварительно выпытал, где находится установка для процедур. Перепуганная до смерти девушка сильно заикалась, и Шкуродеру с большим трудом удалось разобрать ее слова: «Процедурная номер один». Намотав на кулак ее длинные волосы, он поволок ее за собой через холл по темному коридору, вдоль дверей, всматриваясь в таблички с надписями на них. Нужная дверь оказалась второй от конца коридора. Вытащив кляп изо рта пленницы, Шкуродер заставил ее сообщить, где ключ. За ключом пришлось вернуться в столовую, оставив связанную Элину на полу в коридоре, – тот лежал в кармане пиджака доктора Лобачева.
Дверь в процедурную, металлическая и массивная – не меньше полуметра в толщину, открывалась тяжело. Шкуродер скользнул в темное нутро и пошарил руками по стенам в поисках выключателя. Тот вскоре щелкнул под пальцами, и с тихим дребезжанием, часто мигая, загорелись люминесцентные лампы на потолке. Несколько секунд помещение то заливалось голубоватым холодным светом, то погружалось во мрак, и толком ничего невозможно было разглядеть. Когда освещение стало устойчивым, Шкуродер осмотрелся. Белый глянцевый кафель покрывал поверхность стен повсюду от пола до потолка, как в операционной, у входа – рыжие дерматиновые кушетки, дальше – несколько белых металлических шкафов, за их стеклянными дверцами – плотные ряды потрепанных картонных папок, пустой стол перед окном. Слева – еще дверь, похожая на входную, из такого же толстого металла, чуть приоткрытая. Шкуродер толкнул ее, и дверь плавно ушла внутрь, открывая взору объемную конструкцию, похожую на огромную стиральную машину: за круглым стеклянным люком была видна поблескивающая поверхность металлической емкости, разделенной перегородкой надвое. Рядом с люком – нечто вроде пульта управления, усеянного, как конфетти, множеством разноцветных кнопок. Шкуродер поморщился: в этом хаосе самому ему точно не разобраться. Он оглянулся на тихо мычащую Элину, которую оставил у входа. Если она будет так же заикаться, то расшифровывать назначение этих кнопок ему придется до утра. Он подошел к ней, прижал скальпель к горлу и, выдернув кляп, прошипел: