Да, он, только он, гвардии лейтенант Алхимов должен остановить, уничтожить, повернуть вспять фашистские танки.
Подполз помощник радиста, зашептал, горячо волнуясь:
- Гвардии лейтенант... Там, рядом... воронка есть.
Алхимов, не оборачиваясь, кивнул и отрывисто скомандовал:
- НЗО-один!
- "Волга", "Волга"! - закричал в ладонь с микрофоном радист. - НЗО-один, НЗО-один! Как понял? Прием. Да, НЗО-один!
- Дивизионом! Шесть снарядов. Беглый! Огонь!
- Дивизионом! Шесть снарядов! Беглый! Огонь! - передал радист.
- В укрытие! Ползком, быстро! - приказал Алхимов, и они перебрались в еще дымящуюся бомбовую воронку.
Впереди обрушились земля и небо. Отряхнувшись от комков и дерна, Алхимов высунулся над рваным гребнем и чуть не заплакал от обиды. Опять перелет! А танки совсем уже близко. Дух бензина и перегретого масла перешибает запах взрывчатки.
- Прицел меньше... - яростно закричал Алхимов, но услышал отчаянное:
- Рацию разбило! Товарищ гвардии лейтенант, рацию!
Хуже, страшнее не могло случиться. Катастрофа, конец... Без связи они не значили ничего. Трое обреченных в могильной яме.
Радист в штабе дивизиона жадно ловит в хаосе голосов и морзянок знакомый голос "Днепра", батарейные телефонисты нетерпеливо дуют в микрофоны трубок, заряженные пушки ждут команды, а тот, кто только и может ее отдать, сидит на дне ямы, ожидая, когда лязгающие гусеницы завалят ее и пройдут дальше.
- Товарищ гвардии... Как же мы?..
Алхимов вдруг смертельно устал. Равнодушно отозвался. Не приказал, посоветовал:
- Уходите.
- А-а... А вы? - голос радиста дрогнул.
- Уходите! - сорвался на крик Алхимов. - Немедленно!
Помощник радиста с готовностью подчинился и ящерицей выбрался из воронки. Сержант не уходил.
- А ты что?! - накинулся на него Алхимов. - И брось ты, брось тут свою немую коробку!
Сержант закинул рацию за спину, продев руки в широкие стеганные лямки, выжидающе посмотрел на лейтенанта.
- Иду, - проворчал недовольно Алхимов. На самом деле никуда ему не хотелось уходить отсюда. Жить не хотелось. Все потеряло смысл, будто он и родился на свет лишь затем, чтобы умереть здесь, рядом с догорающим хутором Францка-Буда, исчезнуть вместе с ним...
- Братцы! Бра-атцы! - испуганно позвали сверху.
- Ты, Федя? - встрепенулся радист.
- Ранило меня, - донесся страдающий голос.
- Помоги, - сказал Алхимов и опять, но уже спокойно велел освободиться от сломанной рации. Он ненавидел ее сейчас, тяжеленную коробку бывшей радиостанции. Надо искать связь, живую, действующую. И - немедленно.
- На какой волне работали?
- Сто восемьдесят три, - быстро ответил сержант. - Второй диапазон.