Но плюсы перевешивали: во-первых, она придёт в себя. Недаром же говорится: "С глаз долой – из сердца вон", а ещё: "Время лечит". Во-вторых, подтянет за год английский. Ну а в-третьих, найдёт какую-нибудь работу, чтобы не возвращаться к матери.
Мать, конечно, и за академ будет её грызть, но это в любом случае лучше, чем отчисление.
Юлька аж вдохновилась такой идеей, наметив себе в самом скором времени наведаться в деканат.
Анваресу казалось, что последнее время он не жил. Если точнее, не жил полноценной жизнью, а всё пребывал в каком-то напряжённом ожидании, совершая обыденные действия по инерции: чистил зубы, ел, ходил в институт, вёл лекции. Даже когда над статьёй работал – не мог полностью включиться. Если это вообще можно было назвать работой.
Оставаясь наедине с Ларисой, он и вовсе уходил в себя. Не намеренно, так уж само получалось.
Лариса беспокоилась: «Что с тобой? Ты не заболел? Такое ощущение, будто ты погас изнутри».
Это было точное слово – погас. И никакое самовнушение не действовало, никакие веские доводы не помогали. Он смотрел на Ларису, а представлял Аксёнову. И сам поражался: ну как такое могло произойти с ним? Двоечница, прогульщица, глупая, беспутная девчонка, на которую он в любое другое время и не взглянул бы. Таких, как она, всегда считал бесполезными пустышками, никчёмными, ничтожными и в довесок ко всему вульгарными. И вот она, невзирая на все его взгляды и предпочтения, настолько прочно засела… в уме, в душе, в сердце или где там ещё, что думать ни о чём другом не получалось.
Танец ещё тот… первые дни аж в жар кидало, стоило только вспомнить. Потом в груди поселилась тоска. Она напоминала саднящую, незаживающую рану, которая ныла, не умолкая, и особенно крепко прихватывала ночью.
Сначала Анварес не отдавал себе отчёта, что тоскует. Просто не анализировал. А что постоянно искал её взглядом в потоке студентов – так это списывал на беспокойство. Он ведь действительно за неё переживал.
Первое время боялся – вдруг она с таким-то неуравновешенным нравом совершит что-нибудь непоправимое. Теперь вот переживал, что из института дурочку попрут.
Вот какого чёрта она пропускает занятия? В её мифическую болезнь он абсолютно не верил. Отговорка, шитая белыми нитками. И о чём она только думает? Мало ей натянутых отношений с деканатом и провальной первой аттестации, когда кроме него и физрука никто Аксёнову не аттестовал? Если даже чудом упросить Волобуева, на пропуски и аттестацию ещё могут закрыть глаза, но как, чёрт возьми, она собирается сдавать сессию? Да ей и зачёт половина его коллег не поставит, потому что наверняка в глаза её не видели. Как же можно так наплевательски относиться к своему будущему? Рушить всё своими руками?