Одного ее тела ему было мало!
Его настолько потрясла своя реакция, откуда вдруг возникли эти абсолютно не свойственные ему мысли? Что это на мгновение даже остудило его и охладило голову, но стоило ему опустить взгляд на тоненькую фигурку у своих ног, почувствовать, как ее горячее дыхание, обжигает его пах, и волна желания вновь накрыла его, стремительно поднимаясь вверх, достигая вершины, готовая выплеснуться наружу. Ухватившись за короткие прядки на голове, он притянул ее к себе, стремясь оказаться глубже, еще глубже, как можно глубже в ней и с протяжным стоном излился ей в горло.
Словно одержимый он вновь и вновь брал ее, с наслаждением оглаживая и выцеловывая грудь, живот, спину, желая чувствовать, как она прогибается и подрагивает под ним охваченная возбуждением, слушая ее стоны и тихие вскрики от острого наслаждения.
Под утро, подтянув Азуми как можно ближе, прижав ее к себе рукой, он уснул, чувствуя во всем теле сытую усталость, и так и не выйдя из нее.
Азуми
Я наблюдала, как всходит за окном яркая полная луна, смотрела на растекающуюся за окном ночь и ждала… ждала, как и положено правильной кейнаши, ждать своего господина. Каким будет его отношение ко мне? Останусь ли я пленницей в его доме или он позволит мне выходить в город? Что пожелает от меня – только постель или захочет, чтобы я развлекала его танцами и беседами? Будет стыдится и прятать от друзей или, наоборот, станет показывать всем, как диковинную зверушку? … От всех этих мыслей, от полной неопределенности на сердце было тревожно.
После торгов почти вбежав в дом, господин Кейташи опустил меня в кресло в какой-то комнате, и тут же, на ходу давая распоряжения прислуге, поспешил на выход, так и не сказав мне ни слова.
Время тянулось и тянулось, я уже успела принять душ, размяться, осмотреть все шкафы и шкафчики в комнате, поужинать, заглянула во все двери и заскучала окончательно. Ложиться не стала, боясь уснуть и пропустить приход господина Кейташи. Можно ли мне выходить из комнаты, и куда в этом доме можно ходить, а куда нельзя, я не знала, поэтому тихо ходила из угла в угол, ожидая появления кугэ Оокубо.
В комнате, которую правильнее будет называть спальней, не было ни одного лишнего предмета, кровать, туалетный столик, два кресла. Роскошная шкура какого-то огромного животного на полу. Ни книжки, ни статуэтки, ни листочка с карандашом, похоже, в ней никогда никто не жил. Одна дверь из комнаты выходила в роскошную ванную, другая в гостиную, а третья в огромную, абсолютно пустую гардеробную.
Вот гостиная была жилой, это ощущалось в таких мелочах, как придвинутое ближе к камину одно кресло, откинутый край шторы, чтобы было с дивана видно подъездную дорожку, слегка потертый в центре деревянный пол. Напротив моей спальни в гостиной располагалась дверь, в еще одну спальню. Одного беглого взгляда от порога было достаточно, чтобы понять, что спальня это мужская, и в ней точно живут.