* * *
Дождался, затуманено подумал Ульф, когда ноздри ему резанул запах ее злости.
А следом сознание помутилось, и он шагнул к стене рядом с дверью. Впечатал спину Свейты в тесаные бревна, коленом раздвинул ей ноги. Лизнул шею жены, покрытую озябшими пупырышками, придавил клыком нежную мочку уха…
Свейта вздрогнула, и Ульф вскинул голову. Заглянул ей в глаза — в два озера, выстеленных осенним палым листом.
Оттуда на него оскалились две уродливые, мутно-серые морды.
Вот и все, мелькнуло у Ульфа. Надо хоть не навредить. Тело у Свейты не тяжелей охапки листьев. Такое же ломкое, податливое…
Но когтистые лапы уже надавили — резко, судорожно, заставив Свейту вскинуть колени. И Ульф хрипло вздохнул. Напоследок прошелся ладонями по ее озябшим ногам. Придавил их так, чтобы они обхватили ему бедра. Мужское копье, налитое и давно вскинувшееся, ныло. Высасывало из него последние капли терпения…
Ульф дернулся всем телом, пытаясь сдержаться. И снова дернулся, но уже вдавливая копье в плоть между ногами Свейты.
Там, в ней, все было нежным, дрожащим. Слишком узким для него. И сквозь бурю жаркого удовольствия, рвавшего сознание в клочья, у Ульфа в уме пролетело — не надо было в боевом.
Свейта сипло вздохнула под его подбородком, и он окаменел. Лицо жены в этот миг было растерянным, даже испуганным. Но в запахе, лаская ему ноздри, сейчас распускалось желание. Как ни странно. Трепетало, трепыхалось под сердечный перестук…
И Ульф уже бездумно двинул бедрами, вонзаясь в нее.
* * *
Света больше не чувствовала холода. Ей казалось, что Ульф был повсюду. В ней, над ней, перед ней. Шерсть запуталась меж пальцев, щекотала ей нос и щеку. Тревожно, сладко колола набухшие соски.
Но наслаждение в этот раз пришло робко. Забилось под рывками мужской плоти Ульфа, заглушая мягкую болезненность внутри — от того, каким он теперь стал. А потом Света задрожала, цепляясь за его плечи. Зажмурилась, отпуская все печали и горести…
Ульф, напоследок пригвоздив Свету к бревнам, пробурчал:
— Прости.
И она уткнулась ему в плечо. Глухо прошептала — капля лжи в ложке правды:
— Мне было хорошо.
Но следом припомнила, что Ульф чует неправду по запаху. Особенно в этом обличье.
— Ничего, — выдохнул Ульф. — Я боялся худшего. Ты слаще всего, что я в жизни пробовал, Свейта…
Он погладил ей бедра, которые до этого прижимал к своим бокам, поросшим жестким волосом. Затем медленно позволил Свете опустить ноги.
— Еще что-нибудь скажи, — вдруг попросила она, все еще держась за его плечи.
И Ульф почему-то оскалил клыки. Но сказал послушно, хоть и глуховато: