— Ничего. Устала, работы было много.
— Не хочешь, не говори. Пытать не стану. Домой?
— Мне надо на работу.
— На работу?
— В сейф убрать украшения, не хочу рисковать.
— Понятно.
Я все никак не могла согреться, за те несколько минут, что шагала по обледенелой площади, мои ноги сами превратились в лед. Павлин закутал меня в плед и заставил допить коньяк, потом налил еще и опять заставил выпить. Тепло наполнило меня и перешло в жар. Машина остановилась у офиса, охранник хоть и удивился моему приезду, но пропустил. Сейф надежно укрыл мои фамильные ценности, решила остаться в офисе до утра, ехать домой не хотелось, а порыдать могла и здесь, чем, собственно говоря, и занялась. Рыдала долго, с чувством, с толком, с расстановкой, с завываниями.
— Легче?
Я икнула и удивленно уставилась на шефа.
— А что вы тут делаете?
— Сплю до вылета, я же сегодня улетаю в Италию, забыла, Генриховна? Кофе будешь, рыдалица?
— Буду.
Кофе вернул меня в привычное невозмутимое состояние. Шеф решил довезти до дома, а потом поехать в аэропорт, от такого предложения не отказалась.
Она вышла в обнимку с синеволосым идиотом, своим шефом, и это называется "завезу украшения", а я, как наивный чукча, ждал ее возвращения почти час.
"А что ты хотел? Сразу же было ясно, какая она. Кто выгодней, с тем и находится".
Злость бурлила со страшной силой, даже сам испугался своей ярости. После нескольких бокалов виски появилась мысль, что любой заказчик для нее выгоднее ее же шефа, а значит, она вообще дура раз… Раз что? Не кинулась? Не поняла свою выгоду? Моя проблема, что решил подождать.
Она дура, а я идиот.
Этот вывод как-то усмирил ярость, а вопрос, с чего вообще разозлился, решил оставить без ответа.
Лоттка привычно выпрыгнула из машины, провожатых она не любила, и позволяла довести себя до квартиры только в исключительных случаях. При всей своей общительности и доступности по сути она была очень замкнутым человеком, странно даже, что иногда в круг приближенных попадал и я.
Всегда на новом месте было проще сменить команду, чем переучивать старую. Первое время мы конфликтовали, открыто. Она не подлизывалась, не пыталась казаться хорошей или невероятно нужной, просто была и говорила, что считала правильным, ее пессимизм иногда отрезвлял, заставляя думать о деталях. Первое время даже пытался ее заменить, только варианты быстро сбегали, когда понимали объем работы, что ухнет к ним на плечи. Объем, с большей частью которого она разбиралась играючи, между делом. Потом это все перешло в игру, с легкой руки Федьки. Ей единственной было позволено подтрунивать и шпилить, хотя не все ее выходки были безобидными, кофе с красителем — самая легкая из них, потом неделю ходил с синим языком и губами. За Федькину зазнобу еще будет расплата.