Как бы то ни было, мы решили итти вместе и в первую же неделю сообща пережили тридцать три несчастья. Нам надо было переправиться через реку Сулу. Это была знаменитая украинская река. Лет триста тому назад над ней шумели мохнатые ивы, берега ее граничили с непроходимыми болотами или прятались в дремучих лесах. В этих лесах и болотах по обоим берегам реки разгуливала казацкая вольница Наливайки и неистового Богуна. В тяжелую годину лесистые берега прятали казаков, в них они накапливали новые силы и опять выходили на бой с врагом. А теперь Сула, голая, неприветливая, коварная, причинила нам, вольным казакам, — как мы иногда именовали себя, — множество неприятностей. Однажды мы попытались форсировать Сулу, связали из всякой дряни, способной держаться на воде, два небольших плотика, но немцы выследили нас и помешали переправе. Мы устремились на переправив Сеньчу, а там немецкая конница устроила засаду, и мы чуть не погибли из-за Остапа. Он споткнулся, вывихнул ногу, и нам пришлось нести его на руках. Когда мы оказались уже в относительной безопасности, Иван выполнил роль костоправа, а Катериненко, не переводя дыхания, проклинал Остапову неуклюжесть. Я еще раз попытался уговорить Остапа отправиться домой.
— Иди, Остап, теперь ты даже ходить не сможешь. Куда тебя девать? Поваром назначить, так у нас варить нечего… Разве только язык Катериненко поджарить, чтобы он болтал меньше и не лаялся…
— Никуда я от вас не пойду, убейте лучше, — ответил Остап, и мне стало стыдно.
Наконец переправа через Сулу была найдена против деревни Ломаки. Река в этом месте делала изгиб и была очень широкой, но это было единственное место, которое немцы не охраняли, хотя в окрестных деревнях стояли гарнизоны. Переправе благоприятствовала и погода; с вечера поднялась вьюга, летящий снег прикрыл от непрошенных наблюдателей место переправы. Видно, не мы первые открыли это место. Кроме нас, к переправе собралось несколько групп военных, всего было уже человек пятьдесят, и все продолжали подходить новые люди. К берегу пристало три челнока, на одном из них находился дед лет семидесяти. На двух других — подростки. Они называли деда Андрием. Каждая лодка могла поднять только одного пассажира, дед Андрий ухитрялся брать двоих. Видно, много людей переправил этот старый дед. В группах, ожидавших переправы, говорили, что он ежедневно начинает работу с наступлением темноты и кончает до рассвета. На тот берег дед Андрий отвозил, людей, обратно доставлял ожидающим продовольствие — хлеб, помидоры, огурцы, картошку и даже мясо, — видимо, помогало население. Люди, ожидающие переправы, пытались деда отблагодарить. Кто предлагал ему часы, кто плащ-палатку, кто деньги. Но дед отказывался и стыдил тех, кто предлагал ему вещи, угрожая, что оставит их на этом берегу.