Попалось нам также и такое объявление:
«Всякого пришельца, просящего пищу или ночлег, хозяин должен приютить и немедленно донести об этом властям. Без ведома властей на ночлег не пускать. Нарушители этого правила караются по законам военного времени — смертью».
— Ну, Федор Емельянович, внемлешь гласу сему? — спросил я Томаша.
— Наш путь строго на северо-восток, — ответил он и резким движением руки показал вперед.
Вскоре мы встретили трех товарищей, с которыми наши интересы во всем совпали, если не считать отдельных размолвок с горячим и вспыльчивым старшим лейтенантом. Это был Катериненко, бывший командир роты батальона охраны штаба нашей армии. Сблизили нас, таким образом, и узы родства по армии. Катериненко оказался предприимчивым человеком, на дело шел не задумываясь, — нужно ли было пробраться в деревню, или развести на ветру костер — все делал он быстро, но когда терпел неудачу, то горячился до бешенства и безумолку бранился по-солдатски, перебирая по очереди всех святых. Был он худощав и поэтому казался очень высоким. Длинным ногам его ни в одной скирде нехватало места, они всегда торчали и демаскировали нашу группу. Второй, Ванюша Воскресенский, сержант из того же батальона охраны, где он командовал отделением, был хорошим пулеметчиком, чем особенно гордился, когда вспоминал о делах минувших дней. Теперь же Воскресенский имел лишь один наган с семью патронами; это обстоятельство его очень огорчало.
— Разве это оружие? Так себе — пугач, — говорил он.
Роста Воскресенский был небольшого, но сколочен был плотно. Невысокий рост и моложавость дали нам основание называть его уменьшительно — Ванюша, хотя Воскресенскому перевалило за 30 лет. В нашей группе Ванюша слыл мастером на все руки: он легко добывал продовольствие, приспосабливал немецкую каску для варки картошки и был незаменимым разведчиком. Совсем иным оказался третий товарищ, молодой двадцатичетырехлетний солдат Остап. Родом он происходил из той местности, по которой мы блуждали, его родное село находилось в двенадцати километрах от Ромн. Вместе с нами Остап прошел по его околице, но зайти в село, чтобы навестить старушку мать и братьев, категорически отказался.
— Пока немцы на Украине, дома мне делать нечего, — говорил он, и одно это свидетельствовало о его преданности.
В своей части Остап был хорошим бойцом, но вот в условиях, в которых мы не могли сказать о себе точно — кто мы такие, он оказался беспомощным человеком, неспособным даже куска хлеба добыть, а в минуты крайней опасности Остап просто цепенел, и его надо было спасать, а в нашем положении это была нелегкая задача.