За рекой за Десной и за Навлюшкой,
Во дремучем лесу, во дубравушке,
Стоят дуб с сосной, совещаются
И глядят кругом, возмущаются.
Говорит дуб сосне: — Ой, ты слушай, сестра,
Почему во бору нету говора,
Не стучит топор, не звенит пила,
Словно вымер люд и нависла мгла?
Дым кругом стоит, грозной тучи черней,
Пышет берег реки громом-молоньей,
Лось бежит на восток, укрывается,
Птица в дебри и глушь забивается.
По дорогам лесным след кровавый пролег,
И в дуплах твоих не играет зверек.
Села древние взялись полымем,
Застонал народ, будто скованный.
В деревнях человек, нам неведомый,
Появился с мечом, с пушкой медною.
— Ой, тебе ль, дуб могуч, — отвечала сестра, —
Не узнать этих туч, что нависли вчера?
Иль впервые тебе видеть ворога?
Что кручинишься ты, свесив голову?
Во неволюшке горько быть, братец мой,
А еще горчей слушать стон людской.
Да не ты ль говорил в лета оные:
«Не поможешь, сестра, нужде стонами»? —
Дуб глядел на сосну, расправляя грудь,
И собрался тогда он в далекий путь.
— Дорогая сестра, сестра соснушка,
Ты вся жизнь моя — моя веснушка.
Я в родне с тобой утолщал кору,