— Эти парни кое-что знали, что такое быть мужчинами, — отвечает Джейкоб. — Они не позволяли себя унижать.
— Ах да, ты имеешь в виду старые добрые времена, когда мужчины были мужчинами, а женщины знали свое место. Ну, ты оригинал.
— Говорит девушка, у которой наверняка висит портрет Одри Хепберн. — Выстреливает Джейкоб, и я останавливаюсь. Точно. Ну, ее постер висел, когда я училась в институте!
— Да, все это прекрасно, — отвечаю я, пренебрежительно махнув рукой, — как насчет романтики? Я имею в виду, разве не так выглядит большинство этих фильмов? Романтично?
— Нет, — говорит он, снова наполняя свой стакан. — Это всего лишь иллюзия. Способ затащить женщину в постель. Ничего больше.
— О, так любовь — это иллюзия, романтика — это иллюзия… — Я киваю, вспоминая, каким циничным он был в баре. Я почти забыла об этом со своей мелкой местью и его горячей симпатичной внешностью, но, похоже, его горечь от отношений слишком глубока. — Ощущается некая закономерность. Знаешь, ты начинаешь звучать как заезженная пластинка.
— Кстати о пластинке… — Джейкоб подходит к проигрывателю и достает старую виниловую пластинку. Фрэнк Синатра. Становится все интереснее и интереснее.
— Так… музыка, плакаты… они, как реквизит? — Спрашиваю я, пытаясь понять его. — Ты заманиваешь женщин в свою паутину обещанием старомодного романа, а потом вышвыриваешь их в холодный свет дня ни с чем?
— Ну, не совсем ни с чем, — ухмыляется он, бросая на меня дьявольский взгляд и проводя рукой по грубой щетине на лице. Я тут же краснею, представляя, как его щетина будет чувствоваться на моих бедрах…
Джейкоб подходит ближе, и мое сердце замирает. Похоже он действительно собирается поменять правила, о которых я говорила. В голове все путается, я пытаюсь придумать что-нибудь остроумное и очаровательное, но прежде чем успеваю что-то сказать, он целует. Его горячие губы прижимаются к моим, я чувствую вкус виски, он целует крепко и глубоко, пока мне не хочется его съесть.
Горячий, дерзкий, пьяный и отлично целующийся…
Ммм… Я слегка прикусываю его нижнюю губу, он стонет, и его стон отдается у меня между бедер. Мы передвигаемся к дивану, продолжая целоваться, как пара подростков, а потом он натренированными движениями стаскивает с меня юбку, положив меня на кожаный диван.
Часть моего мозга кричит «Какого хрена?» он ровно за десять секунд набрал такую скорость от нуля до шестидесяти, но затем он разводит мои ноги в стороны и дотрагивается через трусики до клитора, и мне становится совершенно все равно, что кричит мой мозг.
Ощущение слишком хорошее, чтобы дать по тормозам.