И перестал меня мучить. Лишь добавил, что Некорнюк двадцать лет разведен. Соломенный вдовец в связях с дамами с тех пор уличен не был. Видно, бывшая супруга охоту отбила начисто.
— А я сегодня холост или женат? — осторожно осведомился выспавшийся а Измайлов.
— Если тебя устроит жена после разгрузки баржи, пожалуйста.
— Насколько я разобрался, ты ее мысленно разгрузила, — засмеялся Вик.
И как-то угрожающе произнес:
— Лучший отдых, детка, есть смена рода деятельности. Ну-ну…
В семь утра Измайлов ушел к себе. В семь тридцать мама забрала Севу, предварительно огласив комнаты стенаниями по поводу съеденной вчера внуком отравы. Она грозилась «прочистить бедному ребенку желудочно-кишечный тракт». Севка никогда не подвергался подобным процедурам, о наличии в себе трактов не догадывался, поэтому на всякий случай пискляво заревел. Я знала, что под чисткой подразумевается всего лишь салат из свеклы с последующим задабриванием мученика шоколадом, поэтому не расстроилась.
Письмо от Нинели Михайловны немного запоздало. Она в нем опоэтизировала свою старую скатерть, которая превратилась в «совершеннейшую ветошь». Я помнила этот хрустящий тяжелый квадрат льна в незатейливую крупную клетку. Сколько всего мною лично было на него пролито и вывалено. Но к очередному застолью скатерть вновь возлежала без пятнышка и складочки. Она казалась вечной. Будь у меня побольше времени, я бы порыскала по магазинам и нашла нечто близкое к оригиналу. Но Левушка отправлялся в аэропорт в три часа пополудни, а мне очень хотелось передать свой презент с оказией. Да, Лева сегодня должен был бережно вытянуть последний Зингер-корешок из родной земли. Не мудрствуя лукаво, я шлепнулась на пол возле телефона. Всего-то сорок пять минут потребовалось, чтобы разыскать даму, которой клетчатую льняную скатерть подарили несколько лет назад на свадьбу. Она сочла ее немодной и, не снимая целлофана, уложила в шкаф. Моя приятельница с ней переговорила, после чего странное существо, предпочитающее штампованную под кружево импортную клеенку натуральному русскому льну, согласилось на торговую сделку.
Я позвонила Леве и энергично попросила не застегивать наглухо какой-нибудь баул, чтобы поместить в него сувенир для Нинели Михайловны.
— Окстись, Полина, у меня чемодан с книгами и саквояж. Все, что грело душу, увезли еще родители, Муся и Зорий. Кое-что я продал, а оставшуюся рухлядь дорастаскивают сию минуту соседи. В саквояже довольно места.
— Провожающих полно? — спросила я.
— Ни единого. Кому я нужен? Это у тебя ассоциации с отъездом авангарда. Сейчас все по-другому.