– На прошлой неделе я так и сказал Гельмуту Колю… – Это был голос Франсуа Миттерана.
Даниэль подумал, что отныне не сможет съесть устрицу с уксусом без того, чтобы в ушах у него прозвучало: “На прошлой неделе я так и сказал Гельмуту Колю…”
Официант поставил перед толстяком маленькую бутылочку красного, и тот поспешил наполнить свой бокал. Второй официант уже нес им закуски. Толстяк попробовал паштет, одобрительно кивнул и завел рассказ о запеченном паштете со сморчками. Президент проглотил устрицу. Даниэль извлек обернутую фольгой булавку из раковины литторины.
– У Мишеля в погребе чего только нет! – с заговорщическим видом проговорил Ролан Дюма. Президент поднял глаза к “Мишелю”, который немедленно перешел к повествованию о своем доме в провинции и его погребе, служащем хранилищем сигар из разных стран света, а также колбас.
– Забавная идея – коллекционировать колбасу, – заметил Франсуа Миттеран и выжал на устрицу четвертушку лимона. Даниэль проглотил десятую литторину и снова бросил беглый взгляд налево. Президент доел последнюю устрицу и вытирал рот безупречно чистой салфеткой.
– Да, пока не забыл, – обратился он к Ролану Дюма, – номер телефона нашего друга.
– Да-да, конечно, – отозвался Дюма и полез в карман пиджака. Президент потянулся к своему пальто, приподнял лежавшую сверху шляпу и переложил ее за медную балку, ограждавшую диванчики. Достав из кармана кожаную записную книжку, он опять надел очки и принялся ее листать.
– Вот, последняя фамилия на странице, – сказал он, передавая книжку Дюма. Тот взял ее и переписал в собственную имя и координаты нужного человека, после чего вернул книжку Франсуа Миттерану, который убрал ее в карман пальто. “Мишель” пустился в рассказ о человеке, фамилия которого ничего не говорила Даниэлю. Дюма слушал его, прищурив глаза.
Франсуа Миттеран чуть улыбнулся:
– Вы слишком суровы, – насмешливо сказал он, словно побуждая собеседника поведать продолжение истории.
– Да нет же, говорю вам, так и было, я сам при том присутствовал! – воскликнул тот, намазывая на хлеб остатки паштета. Даниэль слушал их разговор, боясь упустить хоть слово. Его охватило сумасшедшее чувство причастности к чему-то великому. Зал ресторана опустел. Во всем мире их осталось всего четверо. “А вы, Даниэль, что вы об этом думаете?” Даниэль повернулся бы к главе государства и высказал мнение, глубоко заинтересовавшее Франсуа Миттерана. Президент согласно кивнул бы ему, после чего Даниэль повернулся бы к Роману Дюма, и тот тоже выразил бы свое одобрение. Наконец, весельчак Мишель добавил бы: “Ну разумеется, Даниэль совершенно прав!”