Древние говорили, что «мысль изреченная есть ложь». Когда языческий идеал стал официально сформулированной идеологией, сила его притягательности начала таять на глазах. Выдержавшая испытание временем, устоявшая под натиском православия, укрепившаяся западным просвещением русская былинная мечта о потребительском рае на земле заржавела и рассыпалась, столкнувшись с реальным социализмом. Через несколько десятилетий после революции в коммунизм продолжали верить только те, кому выгодно было в него верить.
Когда идеологический фасад советского общества выцвел и растрескался, обнажился его остов, невидимые ранее конструкции каркаса. В основании лежали все те же элементы интеллигентского миросозерцания, на которых было замешено тесто большевизма: буржуазный рационализм и православная религиозность. Однако до определенного момента не было субъекта, который заварил бы из этого материала «новую кашу». В конце 1950-х гг. такой субъект наметился. Им стала советская интеллигенция – непрямая наследница интеллигенции российской.
Постиндустриальная волна, докатившаяся до СССР, заставила теперь уже советскую власть открыть возможности карьерного роста для потока «новых разночинцев». Паспортизация крестьян, образовательный бум, технологическая революция привели в город и во власть новые массы людей, которых машина партийной пропаганды уже не успевала качественно «профилактировать». Одновременно ослабление репрессий не позволяло подавлять даже внешние проявления «человеческой природы» у этих проснувшихся для активной жизни людей. Так родился феномен «советской интеллигенции», в конечном счете и «похоронившей» большевизм, реализовав мрачные предсказания Троцкого.
Советская интеллигенция приняла на себя в СССР политические функции среднего класса, сыгравшего ключевую роль в становлении западных послевоенных демократий. В этом смысле ее миссия была такой же компенсационной по отношению к неразвитому среднему классу советского общества, как в свое время была компенсационной миссия русской интеллигенции по отношению к неразвитой русской буржуазии.
Имелись, однако, и отличия. Русская интеллигенция возникла как «культурная альтернатива» в обществе, где существовал культурный антагонизм патриархальной, неолитической культуры масс и европеизированной, рациональной и индивидуальной культуры элиты. Советская интеллигенция появилась в обществе, где все значимые, массовые культурные различия были уничтожены, где колхозника зачастую нельзя было отличить от академика, где все группы говорили на одном языке (точнее – новоязе), исповедовали один стиль, разделяли одни ценности, верили в общие мифы. Для этого однообразного советского общества и для организующей его власти советская интеллигенция несла в себе фатальную угрозу. Но она подготовила этому обществу не революцию, а эволюцию, не взрыв, а медленную смерть в муках перерождения. Буржуазное перерождение коммунизма нашло наиболее полное воплощение в постепенном восстановлении приоритета приватного над публичным, частной жизни над общественной.