Символом иррациональности власти на Украине в тот момент стало расследование убийства журналиста Георгия Гонгадзе. И дело не в самом убийстве, политические и заказные убийства – такая же реальность современного мира, как и все остальное (достаточно вспомнить так и не раскрытое убийство Кеннеди). Дело было в бессмысленности этого преступления и необъяснимом цинизме, который при этом проявляли власти, спуская дело на тормозах, препятствуя признанию очевидных фактов. Когда к делу Гонгадзе добавились кассеты майора Мельниченко (мнимые или реальные – не имеет значения), якобы зафиксировавшие разговоры президента с ближайшим окружением, власть была обречена. Это был лишь вопрос времени.
Поразительным образом ничто так не повысило революционную опасность в России за последние годы, как предпринятые Москвой после 2004 года «антиреволюционные меры». В результате этих «антикризисных мер» произошла своеобразная закупорка политических сосудов. Политическая система стала закрытой, замкнутой только на себя. Как результат в ней началось быстрое накопление «шлаков», которым некуда было деться, и поэтому они оставались внутри системы в виде тех самых неразрешимых противоречий, которые и являются «накопительным фондом» для любой революции.
Чем больше накапливалось «шлаков», тем иррациональнее становилась российская политическая жизнь, пока не стала, наконец, напоминать «повседневную жизнь Киева» в эпоху позднего Кучмы. То есть, убегая от Украины революционной, Россия стала напоминать Украину дореволюционную.
Символом растущей иррациональности русской власти, как и в случае с Украиной образца 2004 года, стало ничем не примечательное на первый взгляд убийство в тюрьме юриста Сергея Магнитского. Значение дела Сергея Магнитского не в исключительности самого убийства (в российских тюрьмах ежегодно умирает несколько тысяч заключенных, из них около четверти – до суда), а в бессмысленности, даже абсурдности действий властей, пытающихся спустить на тормозах расследование. Дело Магнитского – это русская версия дела Гонгадзе. Так же как и в деле Гонгадзе, обстоятельства, всплывающие в связи с расследованием самого преступления, дискредитируют власть больше, чем само преступление.
Возникает парадоксальная ситуация. «Оранжевая революция» свою историческую миссию выполнила, разрубив гордиев узел противоречий старого режима. Она перевела политические отношения в достаточно рациональную плоскость. Конечно, наблюдать за этими «рациональными» отношениями без слез трудно. Но это вопрос не столько политики, сколько культуры. В любом случае конфликты сейчас разрешаются в открытой, пусть и не всегда приличной форме.