Желая немного потянуть время, я обновляю оба наших бокала с шампанским и выпиваю свой до дна.
— Итак… Родом я из провинции… если быть точнее, то из одной вымирающей деревеньки, в которой кроме алкашей и стариков сейчас мало кто остался. Мои родители — очень бедные и очень простые люди… никаких дипломов, связей и даже представлений о том, как пробиться в этой жизни и хоть что-то изменить к лучшему… Они даже мечтать никогда не умели, ну… или разучились так давно, когда меня еще на свете не было… Отец мой пил, мать пахала на огороде и на местной птицефабрике, пока ее не разорили и не прикрыли. Лет с четырнадцати я фактически содержал себя сам, хоть и жил в родительском доме. Подрабатывал грузчиком в местных магазинчиках и продавал всякий хлам в электричках, пока не осознал, что, если я не изменю что-то кардинальным образом, то навсегда останусь в этой яме… Учился я, кстати, всегда неплохо. Наверное, поэтому наша классная прониклась ко мне какими-то добрыми чувствами и убедила уезжать из нашего захолустья в город… Она была в курсе моей семейной ситуации… пьянки отца, драки, скандалы… в общем всякое бывало… Собственно, именно моя классная и помогла мне подготовиться к экзаменам и без проблем поступить в приличный московский вуз, хоть и на платное отделение. Даже сколько-то денег дала на первое время и помогла задешево снять комнату у знакомых… Вот так, Ника…
Я вздыхаю и прерываюсь, немного расчувствовавшись под воздействием воспоминаний. Однако заметив, как посерьезнело лицо Ники и как с него постепенно сошло выражение надменного превосходства, сам не могу сдержать надменную улыбочку.
— Ну что, столичная фифа? Нравится моя история?
Ника поспешно опускает глаза и призадумывается, виновато покусывая пухлую губку.
— На что же ты теперь живешь?
— А вот это самая интересная часть моей биографии, малышка. И самая нелицеприятная. Я вор. Вор-карманник.
— Вор? — Ника недоверчиво хмурится и упрямо приподнимает плечико. Она изучающе смотрит мне в глаза, пытаясь угадать, шутка это или правда. Видимо, самодовольное и даже злорадное выражение моего лица подсказывает ей, что что-то правдивое в этом вызывающем заявлении есть. — В каком же вузе теперь обучают сей древней профессии? — наконец настороженно уточняет она.
— Учусь я на экономиста, так что одно другому не мешает.
— Значит, ты учишься… и..?
— И… обчищаю кошельки незадачливых жертв… Тем и живу… причем неплохо, как видишь… — выдаю я, почему-то испытывая неимоверное облегчение от того, что хоть кому-то исповедался в своем тайном грехе.