Дверь открылась, меня вытащили ребята Макса. Сам он, стоя рядом с обнимающей себя испуганной Ангелиной, что-то успокоительно ей говорил. Врачи и медсёстры окружили, едва ли не насильно принялись делать перевязку. Я инстинктивно отмахнулся, кажется, кому-то попал в нос.
— Я просто увидела, что у него взгляд… мёртвый, — доверчиво призналась Максу Лина. — И на вопросы не отвечал. Сразу поняла, что-то не так.
— Сотрясение, — буркнул врач. — Не шутки. Надо лечиться, а не скакать словно жеребец. Главное — покой.
— Удержишь его, — вздохнула Лина.
— Серый… — получилось выдавить сквозь вату в горле и отклониться от чьих-то рук. Мир вертелся и не хотел останавливаться. — Что с ним? — глядя, как медбрат вытирает нос, я потупил взгляд.
— Живой Волчара, шкура у него крепкая, за себя беспокойся, — бросил раздраженно Макс и, отступив от Лины, надавил на мое плечо.
— Да все со мной в порядке, — прорычал я и схватил руку испуганной медсестрички, что пыталась сменить повязку. — Макс, — я пробил толпу в комнате диким, безумным взглядом и крикнул: — Убери их всех! — выдохнул и все-таки позволил Орлову усадить себя на кровать.
Друг подошел вплотную, всмотрелся в мое лицо, будто пытаясь узнать по глазам. Скривился от моего шрама и коснулся своего лица — у него тоже есть отметина, и он сам не захотел себя делать чище — отказался от пластики. Я невольно последовал его примеру, когда выжил.
Макс присел рядом и, неожиданно подавшись ко мне, обнял, как в старые добрые времена после боя, только теперь намного сильнее. Или я оказался слабее?
— Лешка, сам тебя прибью, еще раз такое вытворишь! — он ругался, улыбаясь, а меня коробило. Он не представляет, через что я прошел, чтобы хоть как-то собрать себя до кучи. Чтобы выжить и не свихнуться.
Я не мог скрывать правду от близкого человека, потому выглянул из-за плеча Орлова и, обращаясь к нему, но глядя на Кирсанову, попросил:
— Нам нужно поговорить. С глазу на глаз. Со мной все нормально. Повязку сменили? Отлично. Пусть все идут вон.
Максим похлопал меня по спине и нехотя отстранился. Поднялся, поморщившись, отчего ожог на щеке пошел бургами, и быстрыми знаками приказал ребятам покинуть палату. Охранники «нежно» вытолкали медсестру и врача и сами исчезли за дверями.
Осталась только Кирсанова.
Она была в светлом халате, хотя я все еще видел под махровой тканью хрупкие плечи и капельки воды. Иллюзия, от которой мне уже не спастись. Хотелось бахнуться головой в стену, чтобы выбить дурь, вернуть ненависть на место, как выпавший пазл. Потому что это чувство делало меня сильней, беспощадней. А теперь? Что мне делать, когда под ребрами мечется крошечная птица симпатии к врагу?