— Как бить? — хрипло спросила и, облизав губы, уточнила: — Так же?
Не дожидаясь ответа, приподнялась на носочки, чтобы достать до шеи Лютого и послушно ткнула кулаком в кадык, как учил Алик. Но не удержавшись на дрожащих ногах и завалилась на Лютого.
Мужчина лишь фыркнул и, придерживая за плечи, отставил меня в сторону.
— Так ты и комара не убьешь, — ниже склонился, заглянул в глаза. — Вспомни свою боль. Вспомни, что я сделал, Кирсанова. Ударь меня! Сильнее! — он сжал ладони на моих руках, и в прищуренном взгляде я увидела врага.
Закричав, принялась колотить его куда попало. Мне будто крышу сорвало, перед глазами всё расплывалось от слёз, кулаки тут же заныли. Уверена, что Лютому мои удары не больнее, чем капли дождя, но остановиться не могла. Я бы с удовольствием ему и лицо расцарапала, но от маникюра за это время остались лишь воспоминания, а коротко обрезанные ногти не причинят никому вреда.
Лютый ловко собрал мои руки в свои и завел их мне за спину, привалил к стене так легко, будто я ничего не вешу. Он дышал глубоко, ноздри трепетали, а рот мужчины сжался до тонкой ниточки.
А потом губы обожгло. Быстро. Молниеносно. Это был не поцелуй, а что-то сумасшедшее. Врываясь в рот языком, Лёша наседал на меня, подчинял и злил ещё сильнее. От раздирающих меня чувств я застонала, хотелось и поддаться безумию, раствориться в нём. И в то же время ярость накрывала обжигающей волной, от ненависти грудь сжало так, что невозможно было дышать. И я…
Укусила его за губу. Солоноватая кровь тут же заполонила рот, возникла заминка, которой я воспользовалась. Изо всех сил нажала на кадык Лютого и, когда он чуть отклонился, ударила кулаком под глаз со всей силы. Пальцы хрустнули, а рука вспыхнула от боли и я, прижав ее к себе, осела на солому.
Всё схлынуло: и ярость, и ненависть, и ослепляющая злоба, остался лишь солоноватый привкус во рту и боль в кисти. Боясь поднять голову, спросила еле слышно:
— Больно?
Лютый присел рядом и молча обнял меня, прижал к плечу и наклонил мою голову к себе. Показалось, что его тело сотрясается в конвульсиях, что большое сердце вырвалось из ребер и бьет меня по щекам наотмашь, а потом мужчина прохрипел на ухо:
— Вернемся домой?
Лютый нёс меня на руках. Я обвила руками его шею и, уткнувшись в мужскую грудь, тихо плакала. Что-то произошло сегодня, нечто важное и страшное. Не знаю почему страшное, но стоило подумать об этом, как внутри всё будто замораживалось от холода, чтобы тут же затопить меня жаром.
— Если он ко мне подойдёт, сделаю то же самое, — глухо пообещала я. Боль в руке затихала, а энтузиазм рос, как снежный ком. — И мне всё равно, что он твой друг и защитил меня от тех подонков. Клянусь, Лютый, я ударю его.