Понимала, что говорю глупости, но и молчать не могла. Во мне росла уверенность, что не такая я никчемная, как казалось. Могу причинить боль, могу ответить. Сумею отомстить. Не папа, не деньги. Я сама. Губы то и дело растягивались в улыбке.
Хрустел снег, меня покачивало на каждом шагу, щеки касалось горячее дыхание Лютого. Осмелев, я подняла голову и дотронулась кончиками пальцев до покрасневшего пятна под глазом мужчины. Мир закружился от эйфории, так и подмывало проявить дерзость.
— И когда в последний раз ты пропускал удар от женщины?
— Лучше спроси, — он улыбнулся уголком губ, кровь из раны выступила снова, — что я потом с такой женщиной сделал. — Мужчина почти донес меня до упряжки, где нас заждались лошади, но на кочке поскользнулся и упал навзничь, прямо в сугроб. Сгруппировался так, что я рухнула сверху, но вовсе не ударилась, хотя снег залепил глаза.
— Извалял её в снегу? — смеясь, спросила я и, скатившись в сторону, слепила снежок, да бросила Лютому в лицо. — Вот тебе за это!
Снег холодил щёки, уносил боль и разогревал кровь.
Он отплевался в сторону, задумчиво потер подбородок, а потом напал, как тигр, перевернул меня на спину и навис.
— Извалял, но не в снегу, — голос наполнился необычным бархатом, который до этого я не замечала. Лютый наклонился, будто снова хочет поцеловать. Оказался в миллиметре от губ. — Отличная актриса, может, и поверит Чех.
И отстранился, ловко встал на ноги и подал мне руку. Отбила её в сторону и поднялась сама. Молча направилась к саням. Забравшись, уверенно взялась за вожжи.
Так тебе и надо, Лина! Я поджала губы. На миг увидела в моральном уроде человека. Повелась на красивый жест и получила за это.
А вслух произнесла, стараясь, чтобы голос не дрожал:
— Поверит. Не сомневайся. Следи за своей игрой, у тебя не очень получается. А за подарок спасибо, кони чудесные…
Голос всё же предательски дрогнул под конец фразы. Что ещё могло во мне сломаться? Казалось, в сердце не осталось ни одного живого места, но болело снова. Шепнула:
— Но лучше бы его не было.
До вечера мы разбежались по своим комнатам, но, когда солнце защекотало стекла и нарисовало яркую полосу на стене, Лютый постучал в мою дверь.
— Ангелина, жду тебя внизу, — сказал строго и удалился.
Я отложила электронную книгу и, уткнувшись лицом в подушку, простонала:
— Не хочу…
Что бы там ни было, хорошего точно не предвещало. Либо Серый приехал из больницы, либо Чех нагрянул раньше времени, либо Лютому скучно стало, снова решил потренироваться быть «нормальным».
Но, взяв себя в руки, сунула стопы в меховые подаренные Мишей и сделанные руками его жены тапочки, закуталась в шаль её же работы и спустилась на первый этаж.