Я слишком ясно понимаю, через что прошла жена Кирсанова, знаю, что малышка-дочка, оставшись без матери, росла во тьме отцовского горя, и меня поражало! Поражало, как Лина не обозлилась, как впитала в себя только хорошее? Ну почему? Почему я тронул именно ее? Почему жизнь нас так жестоко столкнула, как два айсберга, разрубив на куски?! Как я мог испачкать ее собой? Ангела, который не может никого обидеть!
Сжал еще сильнее руки, отчего кожа руля жалобно заскрипела.
Ведь я вбил в сердце Ангелины последний гвоздь. Она вправе меня ненавидеть до смерти и больше. Об одном буду ее умолять, когда разрешу себя затоптать, чтобы на ребенке не срывалась, а стала настоящей защитой и опорой, потому что я не смогу жить с такой ношей вечно, мне придется уйти. И глядя на ее хрупкие плечи, бледное лицо и маленькие ручки, я верил, что эта женщина сможет любить моего сына, или дочь, как своего единственного. И Сашку примет, если мы его найдем, в чем я последние полгода очень сомневался.
— Доказательства есть, что это Чех сделал? — спросил осторожно и повернул голову. Ангелина беззвучно плакала в ладони, сотрясаясь всем телом, и я сорвался. Отцепил ремень безопасности, отодвинул кресло и потянулся к ней. Замер в сантиметре, собрал пальцы в жесткие кулаки.
Я обещал никогда ее не принуждать, потому прошептал:
— Разреши к себе прикоснуться, Ангел…
Она молча ткнулась лбом мне в грудь, плечи её затряслись сильнее.
— Я не знаю, что сказать, — погладил ее по волосам, поцеловал, едва касаясь. Втянул знакомый запах, что проник в каждую клеточку, в каждый уголок моего дома. — Не нахожу слов, но могу пообещать, что сделаю все ради вашей с малышом защиты. Ты ведь знаешь это? — приподнял ее подбородок. Она жмурилась, не открывала глаза. — Потерпи меня немного, Ангелина. Чех отстанет, как только мы докажем, что сможем обмануть твоего отца. Этого не избежать, времени прошло очень много. Потянем еще, Кирсанов поднимет весь город, и тогда Чех будет беспощаден. Сейчас нет смысла возвращаться в далекое прошлое и искать причины, у каждого своя правда. Я вытащу тебя, слово даю, но сейчас не раскрывай нас, пожалуйста. Чуть-чуть потерпи.
Я дождался, пока она успокоится, оглянулся на машину Чеха, что подпирала нас позади и не позволяла сбежать. Нам придется идти только вперед. Вышел первым, обогнул авто и помог Ангелине выйти. Она перестала плакать, но все еще дрожала и молчала. Жестоко молчала, потому что этот рассказ о матери вернул ее в первую нашу встречу, я знаю. Но достаточно этого дерьма, нужно ее отвлечь, переключить, если получится.