Я зажмурилась от отчаяния. Урод прав! Каждое моё слово сочится ядом ненависти, каждый взгляд пронизан страхом, каждое движение выдаёт, что я больше всего на свете хочу убежать от чудовища!
Но как?! Каждый миг с Лютым это как движение в тёмной комнате наполненное мечами, битым стеклом и змеями. Ради малыша я пошла на это, открыла дверь, вступила на опасный путь, но смогу ли я пройти по нему? На глаза навернулись слёзы, сердце сжало острой болью.
А в голове проносились суетливые белки панических мыслей, я будто шарила в той страшной комнате в поисках решения, рискуя напороться на острие или рухнуть на битые бутылки.
Я же играла в театре… Было мне шесть, и мама ещё была жива. Она сидела в первом ряду и с улыбкой хлопала в ладоши. После спектакля говорила что у меня талант…
— Девушка, — обхватив обеими руками огромную лапищу Лютого, я повернулась в консультанту. — А у вас есть… мужское бельё? Раз… любимый дарит мне такие красивые вещи, я тоже хочу сделать ему… приятное.
Повернулась к Лютому и, глядя в бездонную пропасть глаз, добавила:
— И расплачусь по собственной виртуальной карте, не залезая в карман отца. — Приподняла бровь и не сдержала сарказма: — Или ты думал, что берёшь в жёны нищую?
Он прищурился, густые ресницы перекрыли тьму его глаз, уголок губ потянулся вверх и резко упал.
— Милая, только ты в примерочную идешь со мной, — и протянул ладонь.
Она старалась скрыть страх, но глаза её распахнулись, остекленели, щёки побелели. Сжав кулаки, Ангелина бросила быстрый взгляд на девушку и нервно рассмеялась:
— Он шутит! — Стукнула меня кулаком по груди. Вроде мелкая, а приложила ощутимо. — Такой шутник! Зачем примерять? Уверена, девушка на глаз подскажет нужный размер… — Она осеклась и, окинув меня изменившимся взглядом, тут же отвела глаза: — Оу… А у вас есть такие большие?
Консультант смущенно посмотрела на мои бедра, а я прищурился. Стоит ли говорить, насколько я напряжен и возбужден? Оттого как покраснела девица ясно, что увидела она там достаточно, смоталась быстро, защебетав, что сейчас вернется.
Когда тишина поглотила наши прерывистые дыхания, наполненные злостью и отчаянием, я повернулся к Ангелине и взял ее руки в свои. От удара кулаком по моей груди ее повязка помокрела, налилась кровью. Чех — урод беспощадный, ему плевать кого резать и насколько серьезно.
Да и я урод. Не отрицаю.
— Не замахивайся на меня, Ангел, — прошептал и, немного наклонившись, поцеловал раскрытую ладонь девушки. — У меня реакция бойца, я могу случайно дать сдачи.
Она посмотрела на свою ладонь и прошептала горько: