— Надо покушать, — настаивала девушка с серьёзным выражением почти детского лица.
Она тыкала мне в лицо оловянной ложкой с чем-то протёртым, а меня едва не выворачивало.
— Достаточно, — отвернулась я. — Меня уже тошнит. Оставьте на столике. Я беременна, а не тяжело больна, и в состоянии сама поднять ложку.
Девушка, ворча, поставила тарелку и, обойдя кушетку, склонилась над Лютым. Уже третий день, как он то приходил в себя, то снова погружался в забытье. Во сне метался, стонал и звал Милу. Голос его сочился горечью. У меня каждый раз сердце в груди замирало, и я запрещала себе даже думать о том, что он видит.
Нет! Мой папа этого не делал. Я точно знаю.
Медсестра вскрикнула и захрипела. Выпучив глаза, она схватилась за руку Лютого, сжавшего ей горло. Я чертыхнулась и закричала:
— А ну отпусти её, урод! Она три дня сутками вокруг тебя прыгала, и это благодарность?!
Лютый перевел на меня мутный взгляд, отпустил девушку и, прикрыв глаза, рухнул снова на подушку. Кровать отозвалась жутким скрипом.
— Спасибо, — пошевелил он бледными губами. Стиснул их и попытался встать.
Я быстро поднялась и придавила его огромную грудь к кровати.
— Лежи! — Снова чертыхнулась, вспомнив, что мы должны изображать жениха и невесту, мягко улыбнулась и как можно нежнее добавила: — Тебе нельзя вставать, милый.
Молилась, чтобы он не шевелился, потому что, захоти он подняться, легко сделал бы это, даже если бы мы обе его удерживали. Торопливо добавила:
— И прости за грубое слово, у меня случайно вырвалось, я испугалась, что ты спросонок девушке шею сломаешь. — Обернулась на перепуганную медсестру и постаралась добавить гордости в тон: — Он боец!
Так же я восхищалась победами Призрака на скачках. Скрипнула зубами, улыбка стала кривой, но девушка кивнула и, пятясь, пробормотала:
— Я позову врача.
Выскочила из палаты, словно тут вот-вот взорвётся бомба. Я сдержала порыв последовать её примеру и отдёрнула руку, которая и так вряд ли удерживала Лютого. Сухо произнесла:
— Тебя сильно ранили. Врач рекомендовал полный покой.
— Спасибо, что побеспокоилась, — он отодвинул мою руку еще дальше, сорвал капельницу, что была подключена к внутренней стороне его локтя, и тяжело поднялся. Так и замер. Казалось, один шаг его опрокинет на пол, но Лютый упорно тряхнул головой, подвинул ногу, потом потянул вторую. Прошипел забойный мат и присел на край кровати.
Большие плечи опустились, мощная шея согнулась, а мужчина повернул голову в мою сторону и тихо спросил: