Но теперь это невозможно.
Муж по-прежнему заботливо придерживал передо мной двери и подавал руку, помогая устроиться в автомобиле, но уже иначе. Как-то в начале нашего знакомства он сказал: «Некрасивым женщинам тоже подаю руку, но без особого удовольствия».
Кажется, я перестала казаться мужчине красивой.
Я пыталась отвлечься, переключиться на великолепные виды, что пробегали мимо нас. Удивительные зелёные волны рисовых полей, что окружали действующие вулканы, в другое время впечатлили бы меня. Но никак не получалось даже на миг отвлечься от поселившейся в груди боли.
Я планировала любоваться многочисленными храмами, отвечать на приветливые и искренние улыбки местных жителей, но оказалось, что хочу лишь плакать. Мир виделся мне сквозь чёрную призму разбитого счастья. Возможного счастья, такого близкого… казалось.
Я не ощутила ничего, пробуя великолепное (по описанию гида) балийское блюдо «баби гулинг». Кетот, как представился наш экскурсовод, рассказывал, что молочных поросят маринуют в травах, а затем несколько часов жарят на вертеле, чтобы мясо получилось нежным. И правда, оно таяло во рту. Вот только вкуса я не ощутила, будто жевала бумагу.
Возможно, посмотри на меня Баграт, скажи хоть что-то, было бы не так тяжело. Но муж упорно избегал взгляда и не сказал ни слова.
Лишь когда мы подъехали к храму Бесаких, Баграт впервые обратился ко мне.
Сердце забилось, как перепуганная птица от его слов:
— Преодолеть это будет трудно, — мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чём говорит муж. — Наверх ведёт больше тысячи ступенек, — он протянул мне руку: — Идём?
Я ждал, что Мила мне ответит, испугается сложностей или нет? Доверится мне, несмотря на все разногласия и станет плечом к плечу или струсит.
Ночь была длинной и мучительной, виски теплым и горьким, а тихие всхлипы жены оглушали. Злость стихала, сквозь нее пробиралось совсем другое чувство. Гребанная любовь.
Не была бы Мила мне настолько дорога, я бы спокойнее принял бы измену. Любого мужчину она унижает и злит, но когда женщина безразлична, то и на ее проступки смотришь сквозь пальцы.
Так было с Катей.
Милена ждала, что я прощу ее, как и первую жену. И мне бы хотелось найти в себе сил для этого.
Когда расцвет начал окрашивать небо, я вернулся в номер. Меня тянуло к Миле. Девушка лежала в кровати, крепко прижимая к груди мокрую от слез подушку.
Она выглядела такой беззащитной, ранимой и … родной, моей! Сжав пальцы в кулаки, я побрел на короткий диван и завалился на него. Сон не шел, потолок был чертовски белым и взгляду не за что было зацепиться, отвлечься.