— Опоил? — горько усмехнулся и приподнял бровь. — Помнится, ты сама отхлебнула, совершенно добровольно. А опоить пытались меня. Алла пыталась, за что и поплатится. Добровольное признание с её стороны уже подписано. А что до второго… Воспользовался телом? Серьёзно? Ты стонала подо мной, Милена! Признай, что я тебе нравлюсь.
— Рома, мне … я… Прости, я не знала, что это не ты подсыпал что-то в бокал. Мне не следовало так о тебе думать. Несмотря на твое поведение, ты не подлый человек. Нам нужно забыть о том, что было и я не сказала Баграту с кем провела ночь. Не надо, не говори ему ничего. Ни к чему делать ему еще больнее.
Каждое слово будто вбивалось гвоздём. Милена думала, что я её опоил, чтобы трахнуть? Перед глазами на миг поплыло, я покачнулся и с трудом заставил себя устоять на месте. чёрт с ним, с этим сотрясением! Сейчас не время и не место поддаваться слабости, на кону моя судьба… Моя любовь.
— Не делать отцу больнее? — скривился я и обхватил её запястья. Посмотрел в лазурные глаза. — А мне, значит, больнее делать можно?
— О чем ты? Я ведь попросила прощения, что плохо о тебе подумала. — девушка удивленно смотрела на меня, пытаясь вырвать из захвата руки.
— О чём? — губы дрожали, я словно снова стал пятнадцатилетним пацаном, которому трудно говорить с красивой девушкой. — Милена, мы спали вместе. Ты моя… Я твой первый! Неужели не понимаешь, о чём я?
Притянул её к себе, перехватывая за талию. Положил ладонь на затылок и, прижавшись губами к её прохладному лбу, шепнул:
— Люблю тебя. Хочу тебя. — Опустил голову, упираясь лбом в её. Простонал: — Будь моей, Мила.
— Рома, ты ведь не серьезно? Ты же меня ненавидишь, забыл? — она даже попробовала улыбнуться. — Это очередная твоя проверка? Провокация? — “догадалась” Милена.
Она посмотрела на меня умоляюще:
— Я так устала, пожалуйста, давай хотя бы сегодня не будем играть в эти игры.
Внутри будто что-то оборвалось. Если до этих слов я ещё цеплялся за надежду, то сейчас всё рухнуло. Осознал, что для этой женщины я — избалованный сынок её мужа. Человек, которого она подозревала в подлости, — а как ещё назвать то, что проделала Алла?
Она думает, что играю. Что ненавижу её и терпит… Милена меня лишь терпит. В горлу подкатил ком, и я, уронив руки, быстро отвернулся. Лучше бы Яромир меня ещё раз ударил. Да посильнее, чтобы вставить на место то, что в черепушке сдвинулось.
Как я мог видеть желание там, где его и не было? Как мог надеяться, что эта женщина будет со мной? Что выберет меня? Правда оказалась горькой, отрезвление неприятным.