С усердием перекрестит меня
И шепотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы…
От ужаса не шелохнусь бывало… —
это его самое раннее поэтическое изъявление чувств к любимой няне.
Любивший ее с детства, оценил он ее вполне, будучи в ссылке в Михайловском, когда коротали они вместе две зимы.
Оставя чтенье книг
В досужий мне часок
У добренькой старушки
Душистый пью чаек;
Не подхожу я к ручке,
Не шаркаю пред ней;
Она не приседает,
Но тотчас и вестей
Мне пропасть наболтает.
«Вечером слушаю сказки моей няни, писал Пушкин из Михайловского, — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Она единственная моя подруга, и с нею только мне не скучно». Удивительна эта дружба гения с неграмотной старушкой.
По словам сестры Пушкина Ольги, «была она настоящею представительницею русских нянь; мастерски говорила сказки, знала народные поверья и сыпала пословицами, поговорками». Ее знали и любили и все друзья поэта.
Всего лишь день пробыл в Михайловском Иван Иванович Пущин, первым навестивший «опального поэта», но и тот через много-много лет, вспоминая 11 января 1825 года, не обошел памятью Арину Родионовну: «Прибежавшая старуха застала нас в объятиях друг друга в том самом виде, как мы попали в дом: один — почти голый, другой — весь забросанный снегом. Наконец пробила слеза (она и теперь, через тридцать три года, мешает писать в очках) — мы очнулись. Совестно стало перед этою женщиной, впрочем, она все поняла. Не знаю, за кого приняла меня, только, ничего не спрашивая, бросилась обнимать. Я тотчас догадался, что это добрая его няня, столько раз им воспетая, — чуть не задушил ее в объятиях.
Настало время обеда. Алексей хлопнул пробкой, начались тосты за Русь, за Лицей, за отсутствующих друзей и за нее. Незаметно полетела в потолок и другая пробка; попотчевали искрометным няню, а всех других — хозяйской наливкой. Все домашнее население несколько развеселилось; кругом нас стало пошумнее, праздновали наше свидание». После обеда за чашкой кофе Пушкин читал вслух «Горе от ума», рукописную комедию Грибоедова, привезенную Пущиным. Это была последняя встреча лицейских друзей — восстание декабристов и события, последовавшие за этим, разлучили их навсегда. Вернувшись в Москву, Пущин не забыл приписать: «Кланяйся няне».
В апреле добрался до Михайловского и Дельвиг. «Как я был рад баронову приезду. Он очень мил! Наши барышни все в него влюбились, а он равнодушен, как колода, любит лежать на постеле…» — писал Александр в письме брату. На самом деле встреча была достаточно серьезной. По утрам, пока Дельвиг «лежал на постеле», друзья уточняли состав нового сборника Пушкина, который готовился к изданию, и многое другое.