Двое на краю мира (Оливия Лейк) - страница 49

– Потом начались несанкционированные перемещения в наш мир, и Нижние Штаты превратились в приют для всего межмирового сброда. – Алекс замолчал, закопавшись в собственные воспоминания.

В Верхние Штаты перемещаться было опасно – искатели быстро хватали за задницу любого, выпрыгнувшего из портала, если у него нет специального разрешения от Сената. Раньше тоже был контроль для пересекавших границу мира, но сейчас туда попасть практические невозможно. Правительство Верхних Штатов жестко ранжировало людей, определяя достойных находиться в идеальном обществе. Естественно, таких было немного. А из Нижних Штатов не допускали никого. Справедливо ли это? Нет, но кого это волнует? Так думал и Алекс, пока отец собственной персоной не объявился внизу, разыскивая сына, репутация которого говорила сама за себя. К сенатору Грину спустя двадцать лет после разделения пришло осознание, что выбранный курс привел к тотальному упадку общества внизу и полному обесчеловечиванию наверху.


Это уже не люди, это – машины…


Так сказал отец, когда приводил доводы, чтобы втянуть блудного сына в затею со спасением мира. Сам Малколм Грин жил достаточно давно, чтобы даже в его промытую голову потихоньку возвращались воспоминания о том, как было до. Не сами чувства, но память о них: сострадание, надежда, любовь.

Потом к их своеобразному союзу спасения присоединился Пастор. Отец Грегор был не один, а с «паствой» – его ополченцы, не согласные жить в мире бандитизма и разрухи, постоянно разворачивали боевую деятельность против Верхних Штатов, кусая за пятки искателей.

Алекс полностью не доверял ни одному из своих негаданных союзников – только себе и своему отряду, – но идеей проникся. Сенатор должен достать вакцину. Пастор – обеспечить огневое прикрытие, а сам Алекс – найти камни. Всего-то нужно собрать пять осколков метеорита и вернуться в прошлое! «Какие пустяки», – скептически поднял бровь Алекс, впервые услышав об этом плане. А вот сейчас лежит на камне в пещере мелового периода.

Алекс посмотрел на серебристую макушку, устроившуюся у него на плече. Он и не заметил, как Лея откинулась ему на грудь, подложив ладонь под щеку.

– Согрелась?

– Да, – пробормотала она, зевнув, как котенок.

– Спи, на сегодня достаточно откровений. – Алекс всего секунду колебался, не зная, куда деть руки, потом обнял ее. Так ведь теплее…

Жарко. Его дыхание обжигало кожу, а жадные руки сжимали бедра, разводя их шире. Поцелуи, яростные, настойчивые, а губы такие мягкие и нежные. Их тела переплелись в древнем, как мир, танце, а сладкие стоны смешались, откликаясь на каждое движение. Всё плыло перед глазами, оставив только голую страсть, дикую, животную, неприкрытую. И шепот в голове: Инэра, Инэра…