Дом, в котором нам предстояло жить, находился в середине деревни. Хотя стоит отметь, что никаких организованных, типичных для городов и деревень, пространств здесь не было: площади, улиц, переулков.
Дома просто хаотично располагались на территории острова: между некоторыми расстояние было весьма приличным, а между другими пролегали целые поля лопухов и полыни. В любом случае, пятистенная изба бабки
Марьи казалась мне самым приятным местом обитания после дня пути. Дом состоял из двух комнат: кухни и горницы, как ее назвала хозяйка. Помимо этого к дому был устроен пристрой, в котором, с учетом духоты, мы и обосновались. Две кровати с панцирными сетками, стол, сколоченный из гладкой сосны, и подобие шкафа — старый сервант с добавленным позже отделением для вешалок.
Я думала, что хотя бы сегодня буду спать без сновидений. Но ничего не изменилось. Черные глаза мелькали во снах, как карты в руках цьтанки.
— Рина! Рина, — сквозь густой, тяжелый сон я услышала голос подруги. — Уже 6 утра!
Я с силой нажала на верхние веки, помогая себе открьггь глаза.
— Что случилось? — голос был настолько хриплый и тяжелый, будто бы и не принадлежал мне.
— Ничего, — беззаботно сказала Катерина. — Такой рассвет красивый! Ты должна видеть!
— Господи… Отвали от меня! Дай поспать, — злобно прорычала я, переворачиваясь на другой бок, проваливаясь в следующий сон.
Проснулась я уже около 12 часов дня. Царила гнетущая тишина.
Только где-то в отдалении глухо кричала кукушка. Кукушка-кукушка, столько мне лет жить осталось?» — вспомнила я фразу из детства. Птица тут же замолчала. «Вот так всегда», — подумала я, невольно вытягивая из памяти эпизоды из моих детских лет у бабушки в деревне.
Потянулась, и, почувствовав, что левую ногу сейчас сведет судорогой, тут же вернула ноги в прежнее положение. В доме было жутко холодно.
На веранде, под легкой простынкой, стояла керамическая посуда с завтраком: кринка молока, горшок с варенной картошкой, плошка со сметаной и современная банка консервов (какие-то шпроты). Я вяло потыкала вилкой в картошку, осмелившись откусить лишь яблоко. Неужели здесь вообще нет нормальной еды? В рюкзаке были ненавистные мне пакеты с «быстрой» лапшой. Но рюкзак остался в школе, вчера у меня не хватило сил тащить его в гору.
Деревня встретила меня абсолютной тишиной. Казалось, что здесь вовсе нет людей, и только где-то на краю поселения слышался стук топора.
Я поежилась под пронизывающим ветром, и поймала подол подлетевшей юбки: Мэрилин Монро, блин.
В школе было шумно: оказывается, матушка подрядилась готовить в школьной столовой постные обеды для приехавших художников. Как раз разносили что — то горячее, судя по пару, вившемуся над тарелками. 1 курс, как обычно бывает, с невероятным воодушевлением чистили кисти и готовили принадлежности для выхода на натуру. Остальные праздно шатались вокруг школы: кто-то пытался поймать сотовую связь (ее здесь, кстати, как и электричества практически нет), кто-то обедал, кто-то пытался поспать. Судя по опухшему лицу моего одногруппника, приказ ректора о запрете алкоголя был проигнорирован в первый же вечер прибывания на острове, а судя по аналогичному внешнему виду преподавателя эстетики — на преподавательский состав этот приказ не распространялся.