Я ведь Эмину принадлежу. Сама его целовала. Сама переживала, когда он улетал в чертову Сибирь.
И он меня целовал. Жадно. До отметин на коже, сокрытой пижамой.
Точно. Следы, отметины… И кольцо как символ принадлежности. Я докажу любую ложь, и Анархист поверит мне. Потому что на моем теле следы Эмина.
— Передайте Анархисту, что мне нельзя замуж. Эмин убьет того, кто прикоснется ко мне!
Ноль внимания. Тогда я тревожно прикасаюсь к шее.
В руках охраны рация, они переговариваются с остальными машинами. В том числе и с той, в которой едет Анархист.
— Валера, пункт назначения знаешь. Как будете в Москве, позвони. Моя сестра приведет ее в порядок перед свадьбой. Я съезжаю с пути.
— Будет выполнено.
Валера на меня не реагировал.
Сердце в груди билось часто-часто. Эмин в Сибири. Он даже не знает о том, что я не дома. Думает, что я сплю в его постели сладко и мирно. Не перестраховывался, потому что был уверен: его жилище никто не тронет. Только свои, говорил он.
Но едва ли Анархист был своим.
Мама остается в Волгограде. Меня увозят в столицу. Нас выгодно разделить. А когда замужем буду, подонок будет манипулировать ею. Фактически мы обе в его руках. Удобно. Выгодно.
Если увезут в Москву — то с концами. Эмин не найдет. Возможно, и его убьют за то, что прятал. За то, что не позволил убить еще в Сибири. Спас, скрыл. За это верная смерть.
— Вы делаете большую ошибку. Если Эмин вернется и не найдет меня дома, вам всем головы не снести.
— Успокойтесь, госпожа Шах, — подал голос Валера.
Госпожа Шах?
Я тревожно кусаю губы. За окнами поздняя ночь. Как они собираются везти меня в Москву? Как товар, не иначе. Ночью везут любую нелегалку, поэтому все закрутили быстро. Сиюминутно, пока Эмин не вернулся. Еще ведь в люди надо вывести, разукрасить, замуж выдать и чтобы все прилично было.
Зато ни контроля, ни общественности. Не самолетом, а на машине перевозят живой сопротивляющийся груз.
Я прислоняю холодную ладонь к губам. Пальцы дрожат. В мыслях о спасении непроизвольно целую голубой камень. Подарок Эмина. Первый и ценный. У меня есть выбор, Эмин: остаться в Волгограде или умереть. За другого не выйду, я не вещь.
Что бы ты предпочел?
А что, если бы я была беременна? Что, если через несколько недель наша первая с Эмином ночь даст свои плоды? Что скажет чертов Басманов и как потом отчитается Анархист?
Губы растягиваются в улыбке. Пальцы перестают дрожать.
Закончились уличные фонари. Мы приближались ко тьме. К выезду из города. Цепляясь за каждую нить, я иду на риск.
— Я беременна.
Никто не шелохнулся. Кроме Валеры.