Но вместо умиления ей вновь (уже который раз за день!) вспомнилось лицо мужа, искаженное то ли злобой, то ли страстью. И опять острая боль — не физическая, а уничтожающая всякую возможность простить пережитое унижение, напомнила о себе.
— Папуля, я так тебя люблю, — щебетала Дашка, прижимая к себе куклу. — Мамочка, почему ты не берешь цветы? Они тебе не нравятся? А куда мы пойдем, пап? — поток вопросов был бесконечен. Аля, чтобы не испортить радость малышки, взяяла букет, не взглянув на мужа.
— Я хочу мороженое! — не унималась дочка. Ради нее Аля согласилась пойти с Аркадием в кафе. Так давно он не баловал их своим вниманием. Не хотелось отнимать радость у малышки.
Только благодаря ее милой болтовне постепенно наладился разговор. Дымов сам любил праздники и любил дарить их другим. Мороженое, карусели — что еще можно подарить своим девочкам?
«Шопинг», — осенило его. Он вспомнил, что давно не радовал жену подарками, поэтому буквально затащил их в магазин. Оставив Дашу в комнате для детей, он увлек Алю к обувному отделу. Торжественно усадив ее в удобное кресло, стал стаскивать к ее ногам туфли. Отказавшись от услуг менеджера, сам примерял оду пару за другой, восщищаясь миниатюрными ножками жены.
Алю даже рассмешила его неуемная прыть. Она заразилась его энтузиазмом. И уже с удовольствием примеряла самые разные модели. Выбрать что-то одно из всей массы прекрасных образцов было трудно. Видя ее восторг и в то же время нерешительность, Аркадий важно (любил придавать вес своим словам) произносит:
— Берем вот эти две пары! Тебе нравится? Да? Или еще вот эти?
В глазах женщины удивление, восторг, радость. Но в них нет любви… Ушло что-то самое главное из их жизни.
На два дома
Вроде бы все наладилось. Любовь к Дашутке, обоюдное желание сделать ее счастливой, а также — естественная тяга к нормальной семейной жизни поддерживали мир в доме.
Однако Дымов по-прежнему часто бывал у Ирины. Их отношения не выходили за рамки дружественных. Аркадию не хватало мягкости и покладистости этой милой женщины. Ей катастрофически не хватало простого человеческого общения. Настенька была в восторге от приходов дяди Алкаши. Она всегда с нетерпением ждала его:
— Алкаша, посмотли, какая у меня классная плическа, — девочка кокетливо слегка наклонила головку. Аркадий ахнул. Ирина приложила палец к губам, предупреждая его критику и едва сдерживаемый смех. Пышные локоны Насти кое-где были сострижены чуть ли не под корень. Да не просто так, а безобразными лестницами. А то, что раньше и составляло всю прелесть прически, пушистой горкой лежало перед зеркалом рядом с ножницами.