Нахожу кухонные весы, взвешиваю необходимое количество сахара и просеиваю муку.
Такс что у нас дальше… Ага. Наливаем в кастрюлю литр молока, добавляем сахар… В общем, все не так уж и сложно, как выглядело на первый взгляд. Размешиваю однородную массу в кастрюльке. Без комочков, прошу заметить! Какая же я все-таки умница.
Подумать только! Стою на кухне Добровольского и готовлю для него еду. Сбылась мечта идиотки. Завтра он будет есть торт с кремом, который со всей любовью для него варила и в который сейчас… засуну палец.
Упс! Я действительно это сделала. Вот дура! Горячо-то ка-ак! Сливочный крем беспощадно жжет кончик пальца, и я быстро кладу его в рот, облизывая сладко-тягучую массу.
– Ну и как? Вкусно?
Слышу близко, очень-очень близко хриплый голос Добровольского.
Вот черт!
Его дыхание касается щеки и изгиба моей шеи. Я судорожно стискиваю край столешницы и прикрываю глаза от наслаждения, пронзающего низ живота. Остро, ярко, всепоглощающе.
Ощущаю себя неадекватной особой, которая реагирует подобным образом лишь на одно присутствие этого мужчины. А ведь он даже не прикоснулся ко мне. Одно лишь понимание, что Добровольский находится рядом, превращает мои мысли и тело в желейную массу.
– Привет, Ева-а.
Ох!
– Здрасти.
– Я тоже хочу попробовать. Дашь?
Звучит двусмысленно. Он что, заигрывает со мной?
Поворачиваю голову и смотрю в его… шальные глаза?
Ничего не понимаю. А где Добровольский, к которому так сильно привыкла? Где тот сдержанный, отстраненный, с толикой превосходства во взгляде мужчина? С этим, который сейчас извергал поток нескончаемых тестостеронов в мою сторону, понятия не имела, как общаться.
– Дай мне, Ева.
– Игорь Андреевич, вы чего?
– Это ведь крем для Наполеона?
– Д-да.
Смотрит на мой губы.
– Обожаю… Наполеон.
Чертовщина какая-то.
Зачерпываю силиконовой лопаткой небольшое количество крема, дую на него, глядя на Люцифера, который своим порочно прямым взглядом смотрит на мои губы.
Протягиваю ему лопатку, но Игорь игнорирует мой жест и приоткрывает рот, давая понять, чтобы я самолично его угостила.
– Очень вкусно.
Чуть ли не облизывается, словно сытый кот, затем отступает и направляется к холодильнику, а я зависаю, глядя на этого соблазнителя. Он ведь это специально делает, да?
На нем нет пиджака и галстука, они аккуратно сложены на барном стуле, белоснежная рубашка оттеняет смуглую кожу и натягивается, подчеркивая сильную спину, когда Добровольский открывает холодильник.
Жадно делает несколько глотков из зеленой стеклянной бутылки, а я не могу оторвать взгляд от сильной шеи, которую вижу в вороте распахнутой на одну пуговицу рубашки.