- Эштон, в гости к нам хочешь?
- С удовольствием! – отвечаю, захлёбываясь собственной неожиданной радостью.
- Тогда все вместе и поедем, заодно сразу все и перезнакомимся, чего уж там! Какой смысл тянуть? А никакого! – заявляет, вытирая уголки своих глаз.
Да! Только с его появлением маска с её лица спала, и она стала мягкой, нежной, ранимой женщиной, умеющей чувствовать, не знающей, как спрятать переполняющие её эмоции.
Мне показалось в тот момент, что сама она и её душа – тонкие паутинки, слабые, бессильные, и только он, мой отец, умеет, знает, как наделять их мощью…
Я заметил, как она смотрит на него: так, будто кроме него во всём мире нет ничего более материального, и он – единственное, что ей нужно для жизни. Она взглядом ищет в его глазах нечто, известное только им двоим, и находит. Они вжимаются друг в друга, забыв обо мне, и мне вдруг становится бесконечно больно и страшно...
Как много любви заключено в этих объятиях? Ни разу не виданный мною доселе концентрат! Как много отдать её они согласятся?
Она знакомит меня со своими дочерьми, их три: самая старшая – Софи, та самая, которую отец так самозабвенно обнимал на фото, только теперь она уже не девочка, а девушка. Красивая, стройная, очень похожая на Валерию внешне, но больше всего глазами и тем, что в них – особенная глубина.
Средняя и самая красивая из всех – Лурдес: темноволосая, кудрявая, с идентичным моему, а значит, и отцовскому, разрезом карих глаз. Лурдес ещё сосем ребёнок, но взгляд у неё не детский – женский.
Самая младшая - Аннабель, голубоглазая девочка блондинка. Ей достаётся меньше всего ЕГО внимания, как и мне впрочем. Это легко увидеть в деталях, например, в том, как долго он обнимает каждую из своих дочерей при встрече, и только одну из них целует – Софью.
А вот Валерия, напротив – ко всем одинаково расположена, всем уделяет равное количество своего внимания и любит, кажется, тоже всех одинаково сильно.
Лурдес тут же ставит меня в известность о том, что Аннабель – не родная дочь её матери, мне об этом известно из моих журналов, но я замечаю другую важную деталь – то, что сама Аннабель называет Валерию матерью… а Софья неродного отца отцом.
Мне всё это кажется противоестественным, но та любовь, в которой они купают друг друга, поселяет во мне неистребимое желание стать их частью.
Собственно, именно это уже и произошло, когда Валерия в приватной беседе сказала мне, что дом моего отца – мой дом, и что если я хочу, считаю уместным, то могу переехать жить к ним. Если же я считаю её предложение неудобным, то завтра же отец займётся решением вопроса моего жилья.