– Всё… хорошо, не волнуйся, – попытался успокоить её парнишка.
– Скажи мне, чего мы ждём, Энаиф?
– Если нападающие смогут пробраться к нам, диссини, я должен сжать этот камень, – и он пошевелил зажатой в кулак левой рукой. – Только… силы убывают, и хочется спать.
– Почему же ты не жмёшь его сейчас?!
– Не жму… место, нужно вспомнить другой камень… огненные леддары! – выругался он, заметив, как появился разрез в стенке шатра, и чьё-вто тело тут же заслонило его.
– Вспоминай, миленький, – прошептала ему девушка и рукой, которой обнимала парня, помогла сжать его слабеющий левый кулак.
Сначала Лаатая услышала, что исчез шум схватки, потом почувствовала, что они проваливаются в пустоту, окружившую их разноцветными вихрями, от страха крепко зажмурила глаза, ещё крепче прижала к себе Энаифа и узел с позвякивающим содержимым и начала возносить молитву Милостивой Владелице Янтарных Чертогов.
Запах. Сначала Лаатая поняла, что изменился запах. К слаковато–железистому духу крови раненого присоединились и другие. И все их перебивал один… тот самый, любимый, знакомый с детства, и всё же неуловимо другой. Соль. Водоросли. Вода. Много воды. Звук. Звук степенного морского прибоя. Неужели море?! Девушка стянула мешающую наарнету и открыла глаза. В свете огромной, почти полной луны, она смогла рассмотреть угадываемую бескрайнюю морскую даль с неизменной серебристой дорожкой до самого горизонта, которую ласкали мелкие барашки игривых волн. Повернув голову в другую сторону, откуда слышались пронзительные крики неизвестных животных и птиц, Лаатая смогла разглядеть только тревожную темноту, к западу возвышающуюся почти на четверть горизонта и понижающуюся к востоку до уровня привычного леса.
– Энаиф, где мы? – решилась спросить она.
Парень не отвечал. Его голова безвольно опустилась на плечо, слабое дыхание было еле слышно. Лаатая отбросила в сторону доселе крепко сжимаемый ею узел с едой и аккуратно опустила юношу на прибрежный песок. Она сразу же заметила длинный порез у него на груди.
– Миленький, потерпи! Я всё сделаю! Не знаю что, но сделаю! Только не умирай! – успокаивала скорее себя, чем лежащего без сознания Энаифа девушка.
Она лихорадочно расстёгивала крючки на его одежде, руки при этом неприятно скользили в начавшей сворачиваться крови. Наконец Лаатая добралась до раны. Небо на востоке понемногу алело, и девушка смогла рассмотреть, что острое оружие нападавшего располосовало мышцы на груди парня, не проникнув под рёбра, но из раны продолжала сочиться кровь. Лаатая вспомнила, как щипала в детстве их ранки солёная морская вода, и как быстро они потом заживали. Она перехватила раненого под мышки и потянула его к воде. Дотащив, отодрала от платка, служащего ей юбкой, полосу, намочила ткань в воде и стала протирать ею кожу вокруг раны, а затем пригоршнями таскать воду и поливать её на грудь Энаифа. Парень дёрнулся, но потом опять затих. Промыв таким образом рану, Лаатая перевязала ему грудь остатками платка, а затем собрала окровавленную одежду и пошла полоскать её в море.