— Ну я. Но там случайно вышло. Он сам на меня вышел, да не справился.
— Ясно. А я, значит, на берцах попался? Вот чувствовал же, что не надо их надевать. Расслабился, зазнался — и вот, пожалуйста.
— А этого саксонца — киваю в сторону дороги — как найти? У меня к нему счет, знаешь ли.
Шляхтич криво ухмыльнулся:
— С чего ты взял, что он саксонец? Саксонского игрока я сам убил, лично. Еще прошлой осенью. А этот — пруссак, самый настоящий. И замашки у него ого-го. Говорит — что он не за Пруссию, а за всю Германию играет. Имперец чертов. За эту свою империю он ганноверского игрока убил и баварского почти достал. И вот теперь меня… Силен, сволочь!
— А чего ж он тогда саксонцем назвался?
— Так кто здесь разберет, каких земель он немец? А саксонцы — они вроде как союзники, но при том не австрияки.
— Так где его достать-то?
— Для этого надо понять, как он здесь оказался. Он же должен был быть в Вене. С баламутами всегда так. Скачут по планете как блохи, снуют туда-сюда…
— А ты?
— Что я?
— Ты кто? Баламут или стабилизатор?
Шляхтич внимательно посмотрел на меня и со смехом просипел:
— Ну ты, русский! Это ж надо же, а?
Я обиделся:
— А что не так?
— Так ты что, стабилизатор, что ли? Надо же! Это что, вот такую вот ситуацию твой куратор хочет зафиксировать? Да это было надо делать четверть века назад, еще при Петре! Вот когда фиксировать надо было! А не сейчас! Стабилизатор, надо же… Вы, русские, всегда опаздываете. Всегда.
А ему все хуже и хуже. Вон после такой речи дыхание переводит и морщится.
— Хотя, может, вы и правы. От вас никогда не знаешь, чего ожидать. Вот и сейчас. Твой куратор, похоже, единственный из всех, кто призвал стабилизатора. Остальные-то все…
— И ты?
— И я.
— И как? Много набаламутил?
— За десять лет-то? Расскажу тебе как на исповеди, русский, — шляхтич закрыл глаза и перевел дыхание, — То, что Понятовский не заготовил фураж — это я. То, что всю вашу армию разобьют к чертям собачьим в Восточной Пруссии — это мы вдвоем, я и пруссак. Подвести наследником к вашей Елизавете парочку немцев — это не я, но вот подвести к принцессе Понятовского — это уже мое. То, что у вас королева по весне болела — это… ну ты понял. Странно, что поправилась. Ее выздоровление — это не ты, я выяснял. Это кто-то другой. Но это ничего не меняет. Вам крышка, русский. Вы проиграли эту войну, даже не начав ее.
Я пожал плечами.
— Не кажи гоп, поляк. Я еще жив.
Шляхтич прикрыл глаза.
— Верно. Ты еще жив.
Из лесу на прогалину шумно вывалились мои солдаты с длинными жердями в руках. Ну наконец-то! Вас только за смертью посылать, блин горелый!