— Вот этот нашего солдата убил. Что делать будем с душегубом? — повернул ко мне голову Нелидов.
В глазах его плясало бешенство. Или это багровые отсветы факелов и занимающегося в сарае пожара?
— Повесить! — отвечаю севшим голосом.
— Неверно. Повесить — это казнь. А наша всемилостивешйая матушка-императрица запретила людишек смертию казнить. Так что будем делать?
И хищно оглядел собравшихся в комнате солдат.
— На каторгу? — разочарованно проятнул кто-то.
— Верно! Именно на каторгу душегуба.
Нелидов левой рукой схватил за волосы поднявшегося Симона, развернул спиной к себе и потянул на себя. Тот выгнулся дугой и захрипел.
Я даже не успел заметить, когда в правой руке капитана появился нож и как он успел ударить этим ножом под ребра, прямо в печень.
Пальцы Нелидова разжались и Симон безжизненной куклой рухнул на пол. Капитан повернулся к тому мужику, которого хватал за шею и указал на него окровавленным ножом:
— Вот он, душегуб! Взять его!
Ефим и Ерема технично заломали руки оборванцу.
— Да что ж такое делается! — начал было вопить тот, но тут же получил удар под дых и поперхнулся.
— Тут ведь разговор простой, мил человек — дыхнул ему в лицо капитан, — или ты на каторгу едешь, или мои солдаты прибыли на пожар слишком поздно.
Мужик опустил голову и проронил:
— Грешен. Из корысти сгубил друга своего. Моя вина.
— Вот так-то. Говорят, мои орлы одного вашего подстрелили. Где он?
— Там, у печки, за занавесочкой — мотнул головой мужик.
— Тащите этого в городскую тюрьму. И того, подстреленного — тоже. Пусть там дохнет, — Капитан развернулся и пошел сквозь дым к выходу, бросив напоследок — Потушите здесь все. А то еще угорят почем зря людишки.
— А где она тут, городская тюрьма-то? — послышался чей-то неуверенный шепот.
Но то уже не моя печаль. Я подхватываю с земляного пола какую-то грязную тряпку и командую:
— Пожар!
Через пару минут где тряпками, армяками и суконными куртками, а где и башмаками солдаты сбили занимающееся пламя. Сашка поставил перевернутый в суматохе стол обратно на ножки, выдвинул его в центр барака и издевательски провозгласил:
— Извиняйте за непорядок, люди добрые. Мы с дороги усталые, потому неуклюжие.
Архип тем временем завернул в холстину все собранное с оборванцев оружие и деловито поволок к выходу.
— Возвращаемся!
Нестройная толпа солдат вывалились на улицу, жадно хватая вдыхая свежий морозный воздух и потопала к гостиному двору, шумно обсуждая произошедшее.
Ко мне сбоку тихо подошел Архип.
— Услуга за услугу, Жора — и протянул мушкет Никиты. Тот самый, что утащили с собой напавшие и с которого стреляли в дверной проем перед нашим штурмом.