Я помотал головой и толстый продолжил:
— Если Никита умрет — он будет уверен, что мой стабилизатор погиб. Если выживет — его добьют. Ну или поймут, что ошиблись, и стабилизатор кто-то другой.
— И что, если поймут что ошиблись — будут снова искать меня? Так пусть ищут, делов-то!
Мужик отрицательно махнул головой:
— Если они подумают, что тебя больше нет — они станут делать ходы без оглядки на мои права. Толку-то с моих прав, если мне ходы делать некем, верно? А мы с тобой не самые богатые люди в этой гонке, малец. Запас ответных ходов мне позарез нужен!
Я расстроено посмотрел в окно.
— А что он делал в Мариенбурге? Специально на меня охотился, что ли?
Толстый мужик усмехнулся, выпрямился и даже как-то немного подбоченился.
— Приехал узнать про меня побольше, малец. Вишь какая штука… Это место силы. Моей силы. Когда-то давно там воевал мой любимчик, мой первый баламут, моя гордость. В те годы Юнас — помнишь этого неудачника? — послал стабилизатора против моего баламута. И там, в Мариенбурге, они сошлись в поединке. Был большой взрыв, крепость обратилась в руины. Какая ирония судьбы! А его баламут, которого он ввел вместо своего погибшего стабилизатора — тоже погиб от взрыва. Два-ноль в нашу пользу, малец. Мой баламут поверг их стабилизатора, мой стабилизатор поверг их баламута. Чистая победа.
Я задумался.
— Как-то не звучит, старый. «Баламут» и «стабилизатор» — слова из разных словарей. В слове «стабилизатор» и слогов больше, и по стилю никак не выходит антонимом к «баламуту».
Толстый мужик заржал во весь голос.
— Вот теперь я тебя узнаю, малец! Гуманитарий! Как есть гуманитарий! Нет чтобы спросить — а что прочитал их баламут на месте моей силы? Как это делается? Что это вообще означает — место силы, баламут, стабилизатор? Спросил бы кто был до тебя, что творил, как умер. Ну или хотя бы посоветовался что делать с Лопухиной. Но нет! Тебе это неинтересно! Ты лучше будешь придираться к терминологии. Я ему не то слово выбрал, гляди-ка! Не звучит оно, ишь ты как! Здорово, малец. Изумительно, можно сказать!
— Станция Синево! — раздалось из динамиков и электричка начала сбавлять ход.
— Я все сказал, малец. Решай.
Никита умер через три дня. Старый лекарь тогда еще сказал:
— Обычно с такими ранами отходят уже в первую же ночь. А он вон сколько протянул. Я уж было подумал — случилось твое чудо, Георгий Иванович. Мнилось мне, что кризис миновал, что выкарабкается солдат. А оно вишь как… На все воля Божья!
Похоронили Никиту на городском кладбище, прибывший с пушкарской командой полковой священник прочитал заупокойную, водрузили на могилу деревянный крест работы Семена Петровича, помянули.