— Получается, вы всех нас спасли, сэр. Разве нет? — простодушно предположил художник.
— Нет, Кевин, еще не спас. Мы в самом начале долгого и трудного пути.
Я не стал ему рассказать про засаду на Голден Вью драйв, где не смог спасти дюжину хороших парней. Или про мясорубку при Рэббит Крик, где в полуразрушенной церкви навсегда остался личный состав роты Браво 108 пехотного полка.
В первом случае капитан оказался идиотом и погнал колонну без разведки. Отчего сам же первый и пострадал. Во втором случае врагу срочно требовалось доставить боеприпасы по дороге, которую удачно блокировали остатки роты под началом второго лейтенанта Айронсайда.
«Красные» не считались с потерями, эта дорога была им нужна как воздух. Положение роты осложнялось тем, что мы не смогли выбить «рисовые рожи» из второго здания на церковном подворье. Недобитые китаезы периодически давали нам просраться, постреливая и забрасывая гранатами.
Можно пристрелить троих, но четвертый неизбежно достанет тебя на смене магазина. Или гранатой. Или штыком в рукопашной.
Господь действительно оставил эту чертову страну, напоследок макнув Америку в особый сорт кровавого дерьма. Никто из моих бойцов не был готов к схватке лицом к лицу с упертыми коммунистическими фанатиками. Усмирять голодные бунты, даже уничтожать банды на окраинах городов — совсем не то, с чем мы столкнулись в бывшей Канаде. Стрелять в полигонных условиях, да позировать телерепортерам на марше, делать снимки на фоне убитых бомбами и ракетами китайцев. К этому мы подготовились превосходно. А к жесткому контакту — нет.
Я не смог спасти никого, кроме себя. Две дырки в шкуре, вторая по счету контузия. Сейчас, сидя под землей на пьяной вечеринке, вновь услышал трескотню автоматных очередей и отголосок взрыва, отправившего меня в темноту. Чудом повезло отключиться, поэтому узкоглазые коммуняки не добили меня вместе с остальными ранеными. А потом их как туалетную бумагу смяли парни в силовой броне. И я очнулся в куче мертвецов, у которых несколько наших собирали боеприпасы, чтобы встретить следующую атаку красных.
Санитарный вертиберд. Переполненный изувеченными солдатами госпиталь, из которого меня выперли прямо на гражданку, едва смог ходить самостоятельно. Все, что мне осталось, это ветеранская пенсия, чужая память и чужое прозвище Железнобокий за уникальную способность выживать под шквальным огнем китайских автоматов. И может статься это давнишнее поражение не позволило мне отступить, бросить этих людей умирать?
Ежедневно утром и вечером, облачившись в самодельный защитный комбез и противогаз, подходил к выходу из пристройки и счетчик излучения неизменно откликался печальным стрекотом. Включал генератор на пару часов, чтобы пополнить запасы энергии и сразу возвращался в бункер. Когда женщины сшили второй защитный эрзац-комбез, начал брать с собой Нордхагена или кого-то из мужчин, кроме Такера. В качестве свидетелей. Наверное, эти краткие вылазки ко входу были самой большой моей привилегией.