Нет, она не ждала, что сейчас он скажет «Потому что люблю тебя». Ей действительно хотелось знать причины, а «люблю» — это тоже следствие. Раньше ведь не любил, но потом что-то произошло, раз всё изменилось. А что?
— Мне с тобой хорошо, — принялся с показательным старанием перечислять Лакшин. — Ты не похожа на других. Ты… ты такая…
Он замялся, подбирая нужное слово, и она сама предложила не так давно слышанное:
— Чумовая?
— Ну, типа того, — коротко рассмеялся Лакшин. — Прикольная. Мне с тобой правда хорошо. И просто.
— Просто? — не поверила Даша. — Совсем никаких сложностей?
— Не в том смысле. Но некоторые сложности раздражают, а некоторые — ничего так, даже нравятся. И возбуждают.
— Например?
— Даш, — Лакшин страдальчески изогнул брови, — ну, я не умею о таком говорить. Я ж не поэт, я художник. — Он замолчал на несколько секунд, знакомо прищурился, заглядывая ей в лицо. — Давай, я лучше нарисую.
— В смысле?
— В прямом. — Он пожал плечами. — Чего тут неясного? Нарисую. Тебя, — пояснил и неожиданно напомнил: — Ну тогда же, когда я подарил Ульяне портрет, тебе же тоже хотелось.
Ещё как хотелось. Но дело даже не конкретно в портрете, а в необычности подарка.
— Прямо сейчас будешь рисовать?
— Можно и сейчас.
— Вот так? — неуверенно уточнила Даша, провела ладонями по растрепавшимся после сна волосам, развела руками. — В рубашке?
Которая немного сползла с одного плеча, которая едва прикрывала трусы: спереди вроде бы целиком, а вот сзади — никакой гарантии.
Лакшин опять невозмутимо дёрнул плечами.
— Ну, если не хочешь в рубашке, можешь её снять. Но тогда я не уверен, что дорисую. Или даже, что вообще начну. Ну так чего? Рисовать?
Она согласилась. Осталась стоять на балконе, опять привалившись к перилам, только уже спиной. А Лакшин поставил стул в комнате перед балконной дверью, взял папку с бумагой и коробку с рассыпанными без всякого порядка разноцветными мелками разной длины. Пастель. Это Даша знала.
— Шевелиться можно?
— Можно. Но сильно позу не меняй.
— А обнажённую натуру вы, что, тоже рисовали? — задумчиво поинтересовалась она.
— Рисовали, — подтвердил Лакшин. — Но в основном гипсовую.
— А живую?
— И живую.
— И как?
— Нормально. Не все же настолько озабоченные, чтобы реагировать на всё подряд.
— Это ты намекаешь, что я…
— Я не намекаю. Я предпочитаю говорить прямо. Не отвлекай. И прекращай уже так на меня смотреть. Иначе я точно за себя не отвечаю.
Даша вскинулась, подалась вперёд, возмущённо потребовала ответа: