А когда она вдруг протяжно застонала, обхватив его шею крепче руками, совсем обезумел. Дикий зверь остался, Захар испарился…
Все было неожиданно. Как гром среди ясного неба! Как та самая шаровая молния! И, боги, она поклясться могла, что и сейчас уколы электричества ощущала в каждом прикосновении Захара… Хотя это не было касанием! Он как метил ее! Ртом, зубами, даже запахом, кажется. Лэлю окутал тяжелый, но невыносимо будоражащий мускусный аромат, ноты которого всегда возле Захара улавливала.
Он стремился в один момент соприкоснуться с каждой частью, каждой ее клеточкой. Укусил за губу, а ее пронзило новым разрядом тока! И не важно, до крови или нет! Вдруг все стало второстепенным и незначительным!
Толчок. Его руки пригасили удар. Вдавил ее, упер в стену, но на свои же предплечья опер, защитив от жесткости бревен. Весь сверху вдавливается. И она как-то примитивно, глубинно его ощущает: твердость паха, между ее бедрами, рваное дыхание, озноб, что и его колотит. Неким женским началом тонко и явно чувствует, впитывает! Накрыло! Потрясло чувственностью. Отозвалось в ней взрывом, закрутилось то же, что внутри мужчины пылало. Пламя разожгло…
Как и то, что руки Захара внезапно стали с нее одежду рвать, стягивая, раздевая, свою сдирал с себя. А Лэля помогала! Обоих поразило какой-то лихорадкой, жаром, испепеляющим изнутри! Словно могучая лава выплеснулась в ее животе, груди, изгладывая Лэлю ранее неведанной потребностью и нуждой в мужчине… В одном, конкретном, что сейчас ее тело терзал, наполняя алчные пригоршни доверху ее плотью!
А для Лэли вся реальность поплыла, исчезла, потонула в темноте, затопившей дом, наверное, из-за грозы!
— Захар! — простонала.
Но он как не слышит. Упер ее в стену, чтобы глубже в рот врываться.
— НЕ выходи никогда, если я прошу, бесценная! — рычит, кусает, целует. — НЕ выходи! ЭТО — опасно! — как приказывает. — Я без тебе ніяк! Без тебе все марно, розумієш?!*
А сам уже грудь ее горячими и сухими руками сжимает, перекатывает соски грубоватыми и твердыми пальцами, заставляя Лэлю дрожать каждой клеточкой. Никогда такого не испытывала! Ни с кем не хотела! Сейчас умолять согласна!
Но Захар подобного не требовал.
Он уже ее джинсы стянул жесткими, будто из раскаленного железа выкованными руками. И рык, так похожий на тот, что у Блуда иногда вырывается, низкий, давящий, в груди у Захара вибрирует. Раздраженный, яростный!
— Буду! — вопреки этому ознобу и рыку Лэля шепчет Захару в губы. — Если… Чтоб тебя найти или помочь, буду выходить! И нарушать любые запреты ради тебя буду! — спорит.