- Хочешь помочь – принеси мне горячий, сладкий чай.
- Хорошо, - София отпустила плечо мужчины и, поднявшись на ноги, направилась к двери, однако голос Рустем заставил ее задержаться:
- Эй, София.
Она обернулась и посмотрела на мужчину своими большими глазами – тот криво усмехнулся и добавил:
- Не спали дом, ладно?
Девушка шумно выдохнула и поспешила вниз. Как можно шутить, когда ты истекаешь кровью? Невыносимый, безумный мужчина!
- А у вас, оказывается, все серьезно, - усмехнулся Ильнур, убирая в аптечку инструменты.
Рустем молчал, уставившись в окно – близился рассвет – и небо уже перестало быть черным. Еще каких-то полчаса, и тьма совсем отступит. Он был утомлен, но теперь – только телом. За эти долгие минуты, что Ильнур штопал его рану своим ювелирным швом, Рустем успел отдохнуть головой. Он вновь прокрутил недавнее событие, где ему пришлось проявить свою жестокость. Но она была необходима, чтобы остаться живым. Правда, обдолбанный гаденыш, все же, успел выстрелить, но что его, рана Рустем, по сравнению, с дыркой с выходным отверстием в голове того наглеца?! Оно намного крупнее и мясистее входного.
- В конце концов, у тебя впервые ночует женщина, да что там говорить, живет, - отвлек мужчину от дальнейших размышлений насмешливый голос. Рустем перевел нечитаемый взор на Ильнура - по красивому лицу младшего брата поползла плутовская улыбка.
Наиль, сидя на краю кровати, подавил усмешку. Он и Ильнур, во время звонка Рустема, были в клубе – и приехали вместе, опасаясь за жизнь брата. К счастью, пуля от раны оказалась не смертельно опасной – и Ильнур хорошо справился с поставленной задачей. Рустем бы тоже справился, не будь он левшей.
- Ну, на сегодня, моя работа врача завершена, - Ильнур защелкнул аптечку и, сияя улыбкой, посмотрел на Наиля, - ну, что, братишка, теперь-то развлекаться?
Все трое знали, что имел под словом «развлекаться» Ильнур. Он говорил о женщинах.
- Не, я пас, - Наиль задумчиво улыбнулся, думая о своём.
- Неужели, ты так влюбился в нее? – черные брови младшего брата поползли вверх.
Наиль лишь пожал широкими плечами. Не хотелось ему говорить о своих чувствах, даже родному брату. Ни Рустему – этот совершенно бесчувственный, ни Ильнуру – тот был само легкомыслие относительно такого слова, как верность.
- Яры (татар. – ладно), поехали, а то меня ждут, - сообщил Наиль, поднимаясь и устремляя свой задумчивый взгляд на Рустема, - в следующий раз, все же, зови нас тоже.